Михаил Терещенко отрывает от лица бинокль.
– Минимум футов триста, – говорит он с восхищением. – А может, и больше! Ты посмотри, какая красавица!
Пелагея тоже рассматривает стоящее на рейде судно через цейсовскую оптику.
– Хороша, – подтверждает сестра. – Интересно, чья она?
Молодые люди стоят на Набережной.
– Узнаем, – решительно говорит Михаил. – Давай-ка прогуляемся до порта и спросим в конторе.
– Они еще не подали документы, – возражает Пелагея, которой явно лень немедленно идти в порт. – И вообще… Чего это ты метушишься? Раз пришла, то никуда не убежит. Нам еще неделю здесь торчать, налюбуешься!
– Я ее хочу! – заявляет Терещенко.
– Что?
– Я хочу эту яхту!
– Зачем тебе эта «Мавритания»? – ехидно спрашивает Пелагея. – Будешь возить пассажиров через Атлантику?
– Я буду возить себя! – заявляет Михаил. – И тебя, если не будешь надо мной подшучивать! Ты что? Не видишь, как она прекрасна! Мы же созданы друг для друга!
– Ты с ума сошел!
– Ну, уж нет! Я совершенно здоров! Просто я ее хочу! Давай, не ленись! Узнаем, кто ее счастливый обладатель!
– Ты ненормальный, – усмехается Пелагея, шагая вслед за братом. – Матушка в жизни не даст тебе потратить столько денег!
– А я ее уговорю!
– Ее невозможно уговорить!
– Всех возможно уговорить, сестрица! Всех! У каждого есть струнки, на которых можно сыграть… Мне нужна эта яхта. Представляешь, как она будет смотреться напротив набережной Круазетт, вся в огнях… Дорик со своим корытцем с ума сойдет от зависти! Давай-ка быстрее, ленивая барышня! Я сгораю от нетерпения!
– Мишель, они только спустили шлюпку! Куда ты бежишь?
Портовая контора
Чиновник через пенсне читает поданные бумаги и аккуратно переносит прочтенное в журнал прибытий.
– Владелец – Мортон Ф. Плант, порт приписки – Нью-Лондон, водоизмещение – 1823 тонны, 310 футов длиною… Машины мощностью 3500 лошадиных сил.
Податель бумаг сидит в кресле перед чиновником. Худощавый, аскетичный, с прямой спиной. Волосы аккуратно причесаны, капитанская фуражка на коленях.
Чиновник поднимает на капитана глаза.
– Она что? Самая большая в мире, господин Бертон?
– Вторая по величине, – отвечает капитан.
Причал порта
Капитан Бертон собирается садиться в шлюпку, но его останавливает оклик:
– Господин капитан!
Бертон поворачивается в сторону говорившего.
– Слушаю вас…
– Простите, капитан… – говорит Терещенко, сзади которого маячит Пелагея. – Могу ли я передать свою карточку вашему хозяину и попросить о встрече?
Михаил протягивает Бертону визитку.
– Попросить можете, – сухо отвечает моряк. – Но гарантировать вам встречу я не могу.
– И не нужно. Просто передайте мистеру Планту, что с ним ищет личной встречи друг человека, которого он, несомненно, хорошо знает…
– Могу ли я полюбопытствовать, кто ваш друг?
– Мистер Ротшильд-младший.
Пелагея смотрит на капитана с откровенным интересом, можно сказать, хищно смотрит – как кошка на неосторожную мышь.
– Я передам, – отвечает капитан все так же холодно и спрыгивает в шлюпку.
Он бросает взгляд на Пелагею и тут же смущенно его отводит.
Матросы берутся за весла.
– Я тоже хочу эту яхту, – говорит Пелагея, усмехаясь. – Так что, дорогой братик, у тебя есть союзник…
Январь 1912 года. Феодосийская усадьба Терещенко. Гостиная
В комнате Елизавета Михайловна, Пелагея, Лизавета, супруги Ханенко – Богдан и Варвара – дядя и тетя Михаила и Пелагеи, младший брат Николай – в общем, собралась вся семья. Чувствуется, что разговор напряженный и всем присутствующим не слишком приятен.
– Большей глупости я в жизни не слышала, – говорит Елизавета Михайловна с раздражением. – На это – ни копейки!
Михаил тоже зол. Он то и дело поправляет челку, которая валится на лоб, и краснеет лицом.
– Объясни – почему?
– Потому, что это дорогая и бессмысленная покупка.
– Она не бессмысленна! Это престиж нашей семьи в Канне! Ты бы видела, какую яхту купил себе Дорик!
– И видеть не хочу!
– Это не простая яхта, мама! Это принадлежность к клубу самых обеспеченных семей Америки и Европы! Это мудрое вложение денег, в конце концов!
– Ты называешь это транжирство мудрым вложением денег?
Елизавета Михайловна слегка поднимает левую бровь, что должно означать крайнюю степень иронии, и вопрошающе смотрит на Богдана Ивановича.
– Вынужден согласиться в этом вопросе с Мишелем, Лиза, – говорит Ханенко. – Как финансист он совершенно прав! Такого рода суда только дорожают со временем, если, конечно, следить за их сохранностью.