– Это не твои деньги, это деньги семьи.
Михаил вздыхает, но продолжает беседу в спокойном тоне.
– Если ты помнишь, то ровно два месяца назад проходило заседание нашего Общества сахарозаводчиков, и дядя Богдан, как директор-попечитель, доложил о состоянии дел. Хочу тебя заверить, что, несмотря на растущие акцизы, налоги и прочие радости предпринимательства, за последний год мы стали гораздо богаче. Теперь мы стоим никак не меньше 60 миллионов рублей, и в этом состоянии есть и мой скромный вклад…
– То есть – ты заслужил себе игрушку?
– Мама, я говорю лишь о том, что наша семья вполне может себе это позволить. У Дорика, например, есть прекрасная яхта…
– Дорик не покупал себе крейсер.
– Федя человек семейный, ему надо экономить…
– А ты, значит, человек холостой? – Елизавета Михайловна смотрит на сына с едкой улыбкой. – Ну хорошо… Раз ты так хочешь эту громадину, то придется кое чем поступиться. Первое! Если… Я повторяю, если тебе удастся договориться о ее покупке, то она должна быть записана на мое имя.
– Да ради Бога! Мама! – всплескивает руками Терещенко. – Я только не пойму, зачем тебе это надо.
– Считай это старческим капризом. Хотя мои соображения совершенно открыты: пока «Иоланда» будет принадлежать мне, я смогу следить за тем, как ты держишь данное мне слово.
– Но я еще не давал тебе слова! – удивляется Мишель.
– Сейчас дашь. По первому пункту мы договорились?
– Хорошо, мама. Мы договорились. Я запишу яхту на тебя.
– Отлично. Второе. Я даю тебе разрешение на покупку в том случае, если ты пообещаешь мне не жениться на своей белошвейке…
– Мама!
Терещенко вскакивает с кресла.
– …пока я не дам на то своего разрешения.
– Как ты можешь?!!
– Да или нет? – Елизавета Михайловна стоит, положив тонкие кисти рук на спинку изящного кресла орехового дерева, лицо ее бесстрастно, но глаза горят победным огнем.
– Ты пытаешься меня шантажировать! – Мишель краснеет, голос у него срывается на крик.
– Да или нет? – повторяет мадам Терещенко.
– Почему? Ну почему, мама, ты так упорно мешаешь моему счастью? Чем она тебе не угодила? Ты ведь и двух слов ей не сказала!
Елизавета Михайловна молчит, разглядывая взбешенного сына, бегающего по комнате.
– Это подло – ставить меня в столь двусмысленное положение! Почему я должен делать выбор между Маргарит и своими законными желаниями? Почему ты все время пытаешься управлять мной – взрослым успешным человеком? Ты приковываешь нас к себе, не даешь строить собственную жизнь, семьи? Зачем это тебе, мама?
Он оказывается возле окна.
По случаю теплой погоды рамы приоткрыты.
Хорошо видна бухта, залитая ясным зимним солнцем. Вода кажется ртутью – на море полный штиль. На рейде возвышается профиль прекрасной «Иоланды».
Терещенко прерывает тираду на полуслове и останавливается, глядя на открывшийся вид.
Закуривает.
– Мне совершенно незачем управлять вами, – негромко говорит Елизавета Михайловна. – Во всем, что с вами происходит, виноваты вы сами. А я… Я просто вас хорошо знаю. Вы мои дети, Михаил, и я вас очень люблю. Все люди любят так, как умеют, не правда ли? Так да или нет?
Терещенко молчит, глядя в окно.
Елизавета Михайловна смотрит ему в спину, едва заметно улыбаясь.
– Договорились, – наконец-то говорит он.
Феодосийская бухта. День
По направлению к стоящей на рейде «Иоланде» идет моторный баркас, на его баке – Терещенко.
Баркас подходит к трапу яхты, и Михаил соскакивает на швартовочную платформу. Вот он поднимается по ступеням, сопровождаемый человеком в мундире капитана.
Салон яхты «Иоланда». День
Салон роскошен, но не так, чтобы резать глаза, а таким образом, чтобы быть максимально удобным во время долгого путешествия. Он не кричит о богатстве хозяина, как салон на яхте Дорика, а снисходительно намекает на то, что тут понимают толк в комфорте и хороших вещах. Прекрасная мебель, диваны, стулья с гнутыми спинками, огромный обеденный стол, кожаные курительные полудиваны и несколько массивных кресел той же кожи стоят чуть в стороне, окружая низкий инкрустированный серебром столик.
Навстречу Терещенко поднимается пожилой человек – седой, густобровый, с обветренным лицом и сеточкой мелких морщин вокруг глаз – такие образуются от привычки морщиться от яркого солнца.
– Добро пожаловать на борт «Иоланды», сэр, – говорит он на английском, разглядывая гостя.
– Благодарю вас, сэр…
Михаил склоняет голову в вежливом поклоне.
– Я Мортон Плант, владелец этого судна.
– Рад познакомится с вами, сэр. Позвольте представиться – Михаил Иванович Терещенко.