Зато на лице Крупской злая, но довольная улыбка. Бедра мужа звонко бьются о ее промежность и от каждого хлопка у нее закатываются глаза.
Но счастье длится недолго.
С двенадцатым ударом часов Ленин кончает, постанывая, и падает на широкую лошадиную задницу жены. Потом сползает с ее крупа и ложится на спину.
Крупская ложится рядом. В комнате тихо. За окном падает снег.
– С Новым годом, Володенька, – говорит Крупская шепотом и целует Ленина в щеку. – С 1917-м! У меня добрые предчувствия – видишь, как хорошо начинается год? Значит, все у тебя получится… Может, мы когда-нибудь вернемся в Россию, домой… Может, сбудется моя мечта…
1 января 1917 года. Петроград. Квартира Терещенко
Поздний вечер или ночь. На улице темно. Сыплет снегом.
У дома Терещенко тормозит авто. Из него выскакивает Михаил Иванович и помогает выйти врачу. Это тот же врач, что присутствовал при выкидыше.
Мужчины в спешке входят в подъезд, поднимаются по лестнице.
В прихожей их встречают служанки.
Доктор сбрасывает с плеч пальто.
– Горячая вода, тряпки… Быстрее!
В конце полутемного коридора приоткрытая дверь. Из нее – неяркий свет и стоны.
Доктор вместе с Терещенко входят вовнутрь. Акушер отодвигает от изголовья роженицы испуганную служанку.
Маргарит бледна, лицо покрыто испариной, глаза мутные, бессмысленные. В них нет и тени узнавания.
Врач отбрасывает в сторону легкое одеяло – оно испачкано кровью. Наклоняется над роженицей.
– Раньше, раньше надо было! Проклятая погода… – бормочет он. – Михаил Иванович, выйдите. Вода где?
– Уже несу! – кричат из коридора.
В спальню вбегает служанка с большой дымящейся кастрюлей. За ней вторая, с медным тазом в руках.
– Выйдите вы, наконец, Михаил Иванович! – говорит врач, вытирая руки спиртом. – Не для ваших глаз это. Как будет можно – я позову. Дайте больше света! Лампы включите!
Маргарит тихо хрипло воет.
Терещенко оглядывается от дверей и видит огромный живот жены в синих прожилках вен.
Врач достает из саквояжа блестящие щипцы, расширитель…
Гостиная.
Терещенко курит, сидя на подоконнике.
Пепельница полна окурков.
Издалека доносятся неясные голоса, потом негромкий звук, похожий на мяуканье.
В дверях появляется служанка.
– Доктор зовет, – говорит она.
Лицо у служанки испуганное.
Терещенко вскакивает.
– Не волнуйтесь, Михаил Иванович! – произносит горничная торопливо. – Жива она, жива…
Спальня. Свет снова приглушен.
Врач снова у стола – теперь он собирает инструмент.
Маргарит лежит в кровати белая как мел, но в сознании. Она так слаба, что не может поднять руки. Терещенко делает несколько шагов и замирает.
На руках у второй горничной ребенок, завернутый в пеленки.
– Поздравляю вас, – говорит доктор. – У вас дочь, Михаил Иванович. Удалось обойтись без наложения щипцов, ребенок здоров. Деликатная, правда, барышня, не кричит, а шепчет…
Врач улыбается.
– Маргарит? – спрашивает Терещенко одними губами.
– Она в порядке, кровь я остановил. Правильно, что позаботились о кормилице. Мадам сейчас слишком слаба, чтобы кормить грудью.
– С ней все будет в порядке?
– Я не Господь Бог, но думаю, что опасность миновала.
– Я могу… Я могу взять ее на руки?
– Берите, конечно.
Мишель берет ребенка из рук горничной.
Маленькое сморщенное личико, темные волосы на макушке, между припухшими веками поблескивают глаза.
Терещенко глядит на жену, подходит к кровати и кладет девочку рядом с матерью.
Потом достает из кармана колье с купленным в Амстердаме бриллиантом и кладет Маргарит на грудь.
– Спасибо тебе, – шепчет он со слезами на глазах.
– Мы назовем ее Мишель, – едва слышно произносит Маргарит. – Как тебя…
Крошечная ручка девочки сжимает блестящую россыпь камней.
– Мишель, – Терещенко словно пробует имя на вкус. – Мими. Мишет…
Ванная комната.
Доктор моет руки. Пена в раковине окрашена в розовый цвет. На лице акушера усталость, под глазами темные круги, но он напевает арию Фигаро приятным низким голосом.
В дверь заглядывает Терещенко, и доктор видит его отражение в зеркале.
– Что-то случилось?
– Нет, что вы… Жду вас, доктор, чтобы отметить новый 1917-й год. В не откажетесь со мной выпить?
– Как можно от такого отказываться, Михаил Иванович!
В столовой на столе запотевший штоф, розетка с черной икрой, розетка с маслом, нарезанный хлеб.
Терещенко передает акушеру внушительных размеров конверт.