«Хлеба! Хлеба!» – скандирует толпа.
Солдаты берут винтовки наизготовку.
Казаки, переглядываясь между собой, выезжают между толпой и солдатами, начинают гарцевать, закрывая людей от направленных на них стволов.
Что-то кричит офицер, командующий ротой, но солдаты опускают оружие.
«Армия с народом! Армия с народом!» – скандирует толпа.
Ритм ей задает молодой студент с красным знаменем в руках. Он машет флагом, толпа кричит, казаки уже не закрывают ее от солдат, в этом нет необходимости. Военные расступаются, пропуская демонстрантов сквозь строй.
Людская масса ползет дальше. Звучит «Марсельеза».
25 февраля 1917 года. Знаменская площадь. Петроград
Огромное столпотворение. Те же знамена, транспаранты, лозунги. С постамента памятника Александру III выступает очередной оратор. Слышны отдельные слова: война, царизм, советы, голод…
Толпа гудит, как улей – здесь многие тысячи людей, колоссальный митинг, все возбуждены, и никто друг друга не слышит.
Со стороны Лиговского проспекта на площадь выходит полицейский отряд, сопровождаемый казачьей полусотней.
Урядник, оглядывая море голов, заполнивших площадь от края до края, выдыхает:
– Гошшшподи…
Полицейские неловко топчутся, пытаясь оттеснить толпу, но это совершенно нереально. Их не боятся, да и они сами видят, что стоит людям двинуться в их сторону, и ряды полиции будут сметены, несмотря на конников-казаков.
Один казак говорит другому:
– Нагайки они нам выдали, народ разгонять… Да разве его разгонишь?
Второй казак качает головой.
Первый продолжает:
– Их злить нельзя, слышь, браток! Они нас голыми руками вместе с конями порвут… Христом-Богом клянусь! Порвут, как пить дать!
Полицейский пристав пытается вырвать красный флаг у одного из демонстрантов, тот сопротивляется.
Пристава отбрасывают прочь.
Он вскакивает и бросается на обидчика.
Толпа начинает реветь. Полицейский вырывает древко из рук противника и ломает его об колено. Людская масса начинает надвигаться на полицейский отряд и казаков. Вот-вот начнется стрельба – полицейские испуганы, толпа свирепеет. Еще несколько минут, и она сомкнется вокруг конных и пеших.
Пристав тянет из кобуры револьвер на шнурке.
– Вот дурак! Вот дурак-то! – причитает первый казак и достает из ножен шашку. – Уймись, дурак!
Он уже орет.
– Уймись, мать твою! Затопчут нас!
Пристав поднимает оружие – и в тот же момент казак рубит его шашкой по шее.
Толпа восторженно ревет.
Пристав хватается за рану, сослуживцы пытаются спрятать его за рассыпающийся строй, но из толпы выскакивают несколько человек, вооруженных лопатами, и начинают добивать раненого, а людская масса накатывается на полицейских – пеших и конных, выдавливая их с площади. Казака, зарубившего пристава, стягивают с коня и несут на руках, качать. Десятки рук подбрасывают его вверх под громкие крики «Ура!!!».
Отряд полиции и казачья полусотня быстро отходят по Лиговскому проспекту.
На постамент памятника Александру III взбираются люди и водружают на статую царя красный флаг.
25 февраля 1917 года. Петроград. Мариинский театр
Зал почти пуст. Дают симфонию Стравинского. В оркестре тоже много пустых мест, но люстры сверкают, музыка звучит так же торжественно и красиво, как прежде.
В ложе перед оркестром сидят Терещенко с Маргарит. С другой стороны в такой же ложе – посол Франции Морис Палеолог с дамой. Палеолог, встретившись взглядом с Терещенко, делает приглашающий жест. Терещенко улыбается и кивает.
Антракт.
Палеолог целует руку Маргарит.
– Очаровательная мадмуазель Ноэ… Месье Терещенко, позвольте представить! Виконтесса де Альгуе, супруга моего секретаря. Она любезно согласилась сопроводить меня сегодня на концерт Зилоти.
– Мадам… – Михаил целует виконтессе руку.
Обе пары стоят в фойе театра. Вокруг них почти никого нет.
– Пройдемся? – предлагает Палеолог.
Они медленно идут – мужчины чуть впереди, женщины на шаг сзади.
– И как вам Стравинский? – спрашивает посол у Терещенко.
– Если честно, месье Палеолог, я больше люблю балет… – говорит Мишель, улыбаясь.
– Вполне откровенно, – усмехается посол. – Мне произведение показалось неровным, нервным… Но, возможно, это обстановка так действует… Сегодня на Невском убили трех полицейских и трех манифестантов… А такой пустоты в театре я не помню за все годы своего пребывания в России!
– Я тоже такого не припомню, – соглашается Терещенко. – И неудивительно! Я едва уговорил Маргарит отвлечься. Ее пугают выстрелы в городе.