Через окно видно, как возле дома останавливается пролетка и из нее выходят люди. У двоих за плечами поблескивают штыками трехлинейки.
Терещенко с Маргарит сверху наблюдают, как приехавшие входят в их подъезд.
16 апреля 1917 года. Подъезд дома Терещенко. Ночь
Навстречу вошедшим людям поднимается консьерж – седой старик с коротко стриженой бородой и, если судить по манерам, хорошо воспитанный.
– Господа?
Тот, кого Фиксатый назвал Батей, протягивает консьержу бумагу.
– Мандат имеем…
Консьерж всматривается в напечатанные на коричневой бумаге строки:
– Простите, но тут же не тот адрес… И дата месячной…
Он поднимает голову, и Батя точным и быстрым движением вгоняет ему под подбородок тонкое жало пики, сделанной из трехгранного штыка. Консьерж начинает валиться на пол, но ему не дают грохнуться, подхватывают и аккуратно укладывают мертвое тело на плитки пола. И лишь потом Батя вынимает лезвие из головы жертвы. Сталь скрежещет по кости, выскальзывая из раны.
«Пошли», – приказывает Фиксатый, и все четверо быстро взбегают по ступеням, за считанные секунды преодолевая пролет за пролетом.
16 апреля 1917 года. Квартира Терещенко
– Ложись-ка спать, милая, – просит Терещенко жену. – Я в ванную… А потом приду. Нет сил сегодня работать, глаза слипаются.
– Я тебя дождусь… – говорит Маргарит, перейдя на французский. – Соскучилась. Тебе налить выпить?
– Пожалуй…
– Звонила твоя сестра, – рассказывает Маргарит, наливая коньяк в бокал. – Голос мне не понравился. Усталый… Она должна родить со дня на день, ты же знаешь?
– Знаю. Мама говорила. Они созваниваются.
– Не думаю, чтобы часто. Пелагея мечтала вырваться из-под ее опеки и вырвалась. Я ее очень понимаю.
– Ты зря держишь обиду на мою мать…
– Я? Мишель, давай не будем обсуждать эту тему. Мы – это мы, она – это она. Ты не находишь странным, что она до сих пор не соизволила посмотреть на свою внучку? Ни словом не обмолвилась со мной. Мы не просто соседи – мы родственники. Наши дома не в тысяче верст друг от друга – в пяти минутах ходьбы. Я давно простила ей то, что она терпеть не может меня, но Мими-то чем провинилась?
Раздается звонок в дверь.
– Что за черт! – с раздражением произносит Терещенко. – Зачем ночью присылать ко мне курьеров?
И идет к двери.
– Мишель! – окликает его Маргарит. – Не открывай. Дело подождет до утра…
– Не могу, дорогая…
16 апреля 1917 года. Подъезд дома Терещенко
У дверей в его квартиру стоят люди. Трое, возглавляемые Фиксатым, прямо напротив дверей, а четвертый – Батя – прижался к стене сбоку, держа наготове окровавленное жало самодельного стилета.
16 апреля 1917 года. Квартира Терещенко
Михаил Иванович подходит к дверям.
– Кто здесь?
– Патруль Красной гвардии!
Голос отвечающего звучит слабо, приглушенный деревянным массивом.
– И чем обязан?
– Только что в ваш подъезд вбежал человек… Откройте, нам надо проверить!
– Здесь его нет, – отвечает Терещенко. – И дверь я вам не открою. А если у вас есть ко мне вопросы – зададите их утром.
– Откройте, или мы взломаем дверь!
– Погодите!
Терещенко отходит от двери и вполголоса говорит жене:
– Звони в участок! Возьми Мими и няню, закройся в моем кабинете и никому, кроме меня, дверь не открывай.
Маргарит испугана, но не настолько, чтобы впадать в ступор. Пока она бежит в спальню дочери, Терещенко достает из ящика бюро пистолет и возвращается к двери, по дороге гася свет в прихожей, но не успевает приблизится, как гремят выстрелы. Из дверного полотна летит щепа, но массивный замок выдерживает первое попадание.
За спиной Михаила раздается детский плач, звучат торопливые шаги, но он не оборачивается. Пистолет в его руке наведен на дверь, ствол слегка подрагивает, выдавая напряжение.
Снова выстрел. Дверь распахивается. Терещенко ловит на мушку темную фигуру в проеме и стреляет два раза подряд. В ответ щелкают револьверные выстрелы. Терещенко снова палит в проем. Тот, в кого он целил, наконец-то оседает. Пули, выпущенные в Михаила, выбивают куски штукатурки из стен. Прихожая заполнена пороховым дымом. Выстрел, еще и еще…
Вдруг к звукам перестрелки добавляется еще один, более всего похожий на щелканье кнута. За дверями кто-то пронзительно визжит… Терещенко замечает движение в проеме и быстро стреляет в сторону тени три раза подряд. Тень шарахается в сторону. Звонкий щелчок – тень падает. Михаил целится в сторону нападающих и видит, что затвор завис в заднем положении – оружие разряжено.