Выбрать главу

Ошалев от неожиданности, Нечволодов бросился через Ротонду в Императорскую библиотеку и увидел, как через баррикаду спешно перебираются нижние чины лейб-гвардии Финляндского запасного полка, а обороняющиеся, побросав оружие, растерянно смотрят на командира Собственного Его Императорского Величества Конвоя генерал-майора свиты графа Граббе-Никитина, самодовольно щурящего свои свинячьи глазки и оглядывающего дело рук своих.

– Это измена! – Нечволодов успел лишь объявить очевидное, но дальше ничего сказать просто не успел. Получив удар прикладом в грудь от кого-то из финляндцев, он рухнул на пол библиотеки.

Граббе-Никитин подошел к лежащему на полу премьер-министру и злорадно проговорил:

– На фронт меня хотели отправить, твари неблагодарные? Не подхожу я Михаилу? Ну, значит, и он не подходит мне! Теперь Конвой будет охранять нового императора. Так-то, разлюбезный господин самозваный председатель Совета министров…

Петроград. Таврический дворец.

6 марта (19 марта) 1917 года.

Первый час ночи

Неизвестность томила душу и напрягала нервы. Кто-то рисовал чертей на бумаге, кто-то ходил по залу, а кто-то стоял у окна, словно надеясь, что близость к улице позволит им первыми понять итог. Время от времени слышались нервные смешки и тихие перешептывания – так, словно говорившие боялись звуком своей речи заглушить первые признаки победы.

И вот эти признаки, наконец, прозвучали. Милюков поднял голову и, прислушавшись, тихо сказал:

– Кажется, все затихло?

Воцарилась мертвая тишина. Несколько мгновений тишины, которые растянулись на целую вечность. Тишины, которой еще не решались придать форму эпитетами, а потому это пока еще была не «историческая», не «роковая», не «торжественная», не какая-либо другая, а просто ТИШИНА.

Резкий звук телефонного звонка на краткий миг обрушил тишину, и лишь голос председателя Государственной думы зазвучал для затаивших дыхание слушателей в зале.

– Родзянко у аппарата!.. Да!.. Что вы сказали?.. Где?.. Что ж, удачи.

Михаил Владимирович медленно положил трубку и после долгой паузы произнес:

– Господа, есть две новости – хорошая и плохая. Хорошая – Зимний дворец взят. Плохая – где Михаил, никто не знает…

Глава III

Бои имперского значения

Петроград. Главный штаб.

6 марта (19 марта) 1917 года.

Ночь

Ходнев поспешил к окну и принялся всматриваться в ночь, силясь понять, кто же к ним пожаловал в столь неурочный час. Приближающийся отряд явно был большим, но пока было трудно определить его реальную численность. Было понятно только одно – приближается до батальона неизвестных военных с совершенно непонятными пока целями. Это могли быть и части, которые обещал прислать генерал Иванов, а могли быть и мятежники.

– Ни зги не видать! – чертыхнулся генерал. – Сафонов, дайте приказ занять круговую оборону в здании. И рупор мне.

Зазвучали команды, сразу же возникла упорядоченная уставом суета, нижние чины спешно занимали позиции у окон, перекрывали подходы к входным дверям, устанавливали пулеметы на угрожаемых направлениях – в общем, делали все то, что и должны делать солдаты в подобных ситуациях, руководимые умелыми и решительными командирами.

Ходнев, прикрываясь за спешно сооруженной баррикадой, выстрелил из нагана в небо и прокричал в рупор:

– Требую остановиться и прислать представителя! В противном случае открываем огонь на поражение!

Сафонов выглянул через край баррикады и пробормотал:

– Эх, вжарить бы по ним из пулемета, пока они вот так в колонне. Сейчас рассыпятся, и выцеливай их потом…

Генерал покосился на него.

– Сафонов, умерьте свою кровожадность. Это может быть часть из числа тех, которые обещал прислать генерал Иванов в поддержку нам.

– Хорошо, если так.

Штабс-капитан спорить с начальством не стал, но явно остался при своем мнении. Впрочем, и у самого Ходнева были очень большие сомнения в том, что этот отряд действительно прислан им в помощь, поскольку само направление подхода со стороны Адмиралтейства и открытый переход через Дворцовую площадь ввиду захваченного мятежниками Зимнего дворца могло означать либо соучастие в мятеже, либо откровенную дурость командира этого отряда. Но поскольку Дмитрий Иванович за годы службы повидал достаточно дурости среди офицеров и генералов, он никак не мог исключать и такой вариант. Именно поэтому он сейчас томился в ожидании реакции на свои слова.