В то время, когда следователи ГУГБ истязали Примакова в тюрьме, буквально выдирая из него ложные признания, его боевые друзья и соратники на воле принимали за вождя червонного казачества никак не меньшие муки. Это можно проследить на примере бывшего командира Киевской танковой бригады Резерва Главного Командования полковника И.В. Дубинского, в июне 1937 года работавшего заместителем начальника технических курсов усовершенствования в Казани. Обратимся к одному из документов Российского государственного военного архива. Из него видно, что за день до суда над Примаковым начальник Управления по командному и начальствующему составу РККА армейский комиссар 2-го ранга А.С. Булин однозначно уже вынес ему приговор, назвав закоренелым врагом народа. А документ этот представляет собой так называемую «ориентировку» к проекту приказа наркома обороны по личному составу армии:
«Народному комиссару обороны СССР
Маршалу Советского Союза т. Ворошилову К.Е.
Представляю на Ваше решение проект приказа об увольнении из РККА помощника по учебно-строевой части курсов усовершенствования техсостава автобронетанковых войск РККА полковника Дубинского И.В., который до перевода на эту должность командовал 4 й танковой бригадой РГК в г. Киеве.
Дубинский сослуживец врага народа Примакова по корпусу червонного казачества. В написанных Дубинским книгах «Контрудар», «Золотая Липа» популяризируется Примаков, как маршал.
Дубинский в августе 1936 г. выступал на Киевской партактиве и в этом выступлении, названном бесхребетным и не большевистским, высказывал явно примиренческие взгляды в отношении троцкистско-зиновьевских бандитов.
В свете этого выступления, популяризация Дубинским в своих книгах врага народа Примакова не является случайной. Я считаю, что его нужно уволить из РККА.
Булин».
10 июня 1937 г.
Ворошилов не возражал и в день судебного процесса над первым клинком червонного казачества Виталием Примаковым его боевой товарищ по сражениям и собрат по перу Илья Дубинский приказом НКО СССР № 2449 увольняется в запас по статье 43 пункту «б» Положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА, что на деле означало политическое недоверие. А вскоре его исключили из партии и арестовали. Впоследствии, отсидев многие годы в тюрьме и лагере, отбыв ссылку в Красноярском крае, Дубинский станет известным советским писателем, автором нескольких романов, повестей, очерков, в том числе о Якире и Примакове.
При чтении докладных записок Буденного и Белова возникает немало вопросов. Мы не знаем, возникали ли они у адресатов, то есть у Сталина и Ворошилова, но у нас они напрашиваются сами собой. Например, почему это у таких жизнерадостных людей, как Тухачевский, Якир, Примаков, Путна глаза ничего не выражали, кроме растерянности и страха? Почему облик у подсудимых был каким-то неестественным, а цвет лица – землистым? Почему печать смерти лежала на их лицах? Почему так нужно было унижать щеголеватого в жизни Уборевича, наряжая его в кургузый штатский костюмчик и представляя суду в виде босяка? Почему Роберт Эйдеман, известный в военных кругах как человек с гордо поднятой головой, выглядел таким сникшим и прибитым, еле державшимся на ногах и не способным связно говорить? Почему, наконец. Примаков, имевший всегда отличный слух, вдруг стал плохо слышать? И много других «почему».
К сожалению, мы не найдем ответа на эти многочисленные «почему?» в докладных Буденного и Белова. По вполне понятным причинам они не могли даже поставить их, если бы и хотели, ибо такая постановка означала недоверие всесильным органам НКВД, которые, как известно, «никогда не ошибаются». Очутиться же в роли Тухачевского или Эйдемана никому из членов Специального судебного присутствия, разумеется, не хотелось.
По ходу повествования мы постараемся ответить на, некоторые из этих «почему?», опираясь на материалы по реабилитации незаконно осужденных военачальников Красной Армии, проведенной Главной военной прокуратурой в середине 50 х годов.
А судьи кто?
Имена Блюхера, Буденного, Дыбенко, Алксниса. Каширина в то время в стране, тем более в Красной Армии, были, как говорится, постоянно на слуху. Чего никак не скажешь о таком члене Специального судебного присутствия, как комдив Е.И. Горячев. Вполне закономерно гложет возникнуть вопрос: Почему из двух сотен командиров, имевших к июню 1937 года воинское звание «комдив» и почти трех десятков должностей командира, корпуса высшее руководство партии и страны определило в состав суда именно Елисея Ивановича Горячева, а не кого-либо другого? Сейчас трудно ответить на этот вопрос. Вместе с тем, анализируя содержание стенограммы заседания Военного совета при наркоме обороны, состоявшегося 1–4 июня 1937 года, невольно приходишь к мысли, что кандидатуру Горячева предложил Сталин. Ему понравилось выступление командира 6-го казачьего корпуса, критиковавшего некоторые установки бывшего командующего округом Уборевича, и он упомянул о нем в своем докладе 2 июня весьма одобрительно. Сыграли свою роль и положительные рекомендации наркома Ворошилова и инспектора кавалерии Буденного, знавших Горячева по службе в течение многих лет.
Обратимся к послужному списку Е.И. Горячева. Родился он в 1892 году в семье казака на хуторе Песковатском станицы Голубинской Донской области. Образование – хуторская приходская школа. Как и все казаки, Горячев прошел допризывную подготовку и в 1912 году был призван на действительную военную службу в казачьи части. После окончания учебной команды он становится младшим урядником. В годы первой мировой войны находился в действующей армии на Западном и Южном фронтах. Воевал геройски, за что был награжден 4 мя георгиевскими крестами, став, как и Буденный, полным георгиевским кавалером.
Богатым событиями оказалось для Горячева и время после февральской революции, когда он был избран председателем полкового комитета 6-го Донского казачьего полка. Командиром полка в этот период являлся небезызвестный полковник (впоследствии генерал) Мамонтов. В 1918 году по распоряжению Донского правительства 6 й казачий полк был переведен в Донскую область. По получении приказа Мамонтова о наступлении на станицу Персиановку, где находились отряды Красной гвардии, полк, выполняя постановление полкового комитета, отказался его выполнять. Тогда же, на полковом митинге, Горячева единогласно избирают командиром полка. За отказ выполнять приказы Мамонтова, Горячев был приговорен Донским правительством к смертной казни через повешение, о чем было объявлено в местной прессе.
В годы гражданской войны Елисей Горячев сражался не менее отважно, но только теперь уже по принципу «брат на брата». Командовал отрядом и полком, был начальником штаба бригады у Семена Тимошенко, командиром Особой бригады 1 й Конной армии. Награжден тремя орденами Красного Знамени. После гражданской войны Горячев настойчиво продолжал учиться военному делу: он успешно окончил Высшие Академические курсы (ВАК), курсы усовершенствования высшего начсостава (КУВНАС), Особую группу Военной академии имени М.В. Фрунзе в 1932 году. Командовал Особой кавбригадой, 3 й Бессарабской и 7 й Самарской кавалерийскими дивизиями. В должности командира корпуса находился с июля 1935 года.
В аттестациях соответствующие начальники в разное время отмечали такие его качества: любовь к конному делу, твердость в принятых решениях, большое стремление к самосовершенствованию, достаточную инициативу, тактичность в обращении с подчиненными, умелое руководство боевой подготовкой вверенных ему частей и соединений.
Можно с большой долей уверенности утверждать, что включение в состав суда над «военными заговорщиками» было для Горячева полной неожиданностью, ибо в числе подсудимых находились командармы 1-го ранга Якир и Уборевич, его бывшие командующие в УВО и БВО, которых он глубоко уважал и почитал, как своих учителей и наставников в оперативно-тактических вопросах. Из числа подсудимых именно этих двух лиц он лучше и ближе всего знал. Какие чувства, испытал Горячев, бегло ознакомившись с материалами многотомного дела (на более подробное изучение просто не было времени), мы никогда уже не узнаем. Однако вполне допускается, что они, эти чувства, были весьма, противоречивыми, а может быть, даже и противоположными точке зрения официального следствия. Но их Горячеву пришлось спрятать под маской верного приверженца версии НКВД, иначе ему не удалось бы продержаться на воле целых полтора года и даже преуспеть по службе.