Рассказывая об «очистительной» работе, которая была проведена под его руководством в Азово-Черноморском крае, Андреев сообщил, что здесь при обмене партдокументов исключили «всего лишь 45 троцкистов», а после обмена — исключили и арестовали 500 троцкистов [708].
Назвав примерное число вычищенных по всей стране за 1933—1934 годы (609 тыс. чел.), Яковлев добавлял: «Что касается троцкистов, то получилось так, что проскочив и чистку и проверку, после обмена они попались. После обмена уже исключено 6600 человек, столько, сколько при проверке партдокументов, и вдвое больше, чем при обмене» [709].
Да и сам Сталин, подводя итоги работы пленума, заявлял, что «вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств, в числе которых довольно активную роль играли троцкисты, задела в той или иной степени все или почти все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные» [710].
Для объяснения причин появления такого обилия врагов Сталин в очередной раз сослался на свою «теорию» обострения классовой борьбы по мере успехов социализма, заострив свои прежние положения по этому вопросу. «Чем больше будем продвигаться вперёд, чем больше будем иметь успехов,— заявил он,— тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на самые острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последние средства обречённых [711]» [712].
Предостерегая против суждений о том, что троцкисты не представляют больше опасности, поскольку подавляющее большинство их находится в тюрьмах и лагерях, Сталин резко осудил мысль о том, что «троцкисты» «добирают будто бы свои последние кадры». В этой связи он неожиданно перенёс свои «обличения» за пределы СССР, назвав «троцкистскими резервами» целый ряд зарубежных групп и организаций. Не скупясь на злобные выражения, он отнес к этим группам «троцкистский контрреволюционный IV Интернационал, состоящий на две трети из шпионов и диверсантов», «группу пройдохи Шефло в Норвегии, приютившую у себя обер-шпиона Троцкого», «другую группу такого же пройдохи… Суварина во Франции», «господ из Германии, всяких там Рут Фишер, Масловых, Урбансов, продавших душу и тело фашистам» и «известную орду писателей из Америки во главе с известным жуликом Истменом, всех этих разбойников пера, которые тем и живут, что клевещут на рабочий класс СССР [713]» [714].
В докладе прямо указывалось, что «троцкистов» следует рассматривать не как идейных, политических противников, а как уголовных преступников самого низкого пошиба. Сталин несколько раз упрекнул «наших партийных товарищей» в том, что они не заметили: «троцкизм перестал быть политическим течением в рабочем классе, каким он был 7—8 лет тому назад, троцкизм превратился в оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданиям разведывательных органов иностранных государств». Поэтому «в борьбе с современным троцкизмом нужны теперь не старые методы, не методы дискуссий, а новые методы, методы выкорчёвывания и разгрома» [715]. Такая установка избавляла советских и зарубежных коммунистов от идейной борьбы с «троцкистами», требующей хоть какого-то, даже фальсифицированного, изложения их политических взглядов.
Далее Сталин разъяснил, что следует понимать под «политическим течением в рабочем классе»: «Это такая группа или партия, которая имеет свою определённую политическую физиономию, платформу, программу, которая не прячет и не может прятать своих взглядов от рабочего класса, а, наоборот, пропагандирует свои взгляды открыто и честно» [716].
Уйдя от вопроса о том, каким образом троцкисты могли бы пропагандировать свои взгляды в СССР, Сталин сослался лишь на «уроки» прошедших процессов. «На судебном процессе 1936 года, если вспомните, Каменев и Зиновьев решительно отрицали наличие у них какой-либо политической платформы,— заявил он.— У них была полная возможность развернуть на процессе свою политическую платформу. Однако они этого не сделали… потому что они боялись открыть своё подлинное политическое лицо… На судебном процессе в 1937 году Пятаков, Радек и Сокольников стали на другой путь… Они признали наличие у них политической платформы, признали и развернули её в своих показаниях. Но они развернули её не для того, чтобы призвать рабочий класс, призвать народ к поддержке троцкистской платформы, а для того, чтобы проклясть её как платформу антинародную и антипролетарскую». В этом, одном из наиболее циничных пассажей доклада, Сталин изображал процессы такой ареной, на которой подсудимые обладали «полной возможностью» «призвать народ» к поддержке своих взглядов. Как следовало из сталинского доклада, они не сделали этого лишь потому, что платформа «современного троцкизма» сводилась к самым отвратительным вещам: вредительству, террору, шпионажу, реставрации капитализма, территориальному расчленению Советского Союза и т. п. Эту платформу, как заявил Сталин, подсудимые по указанию Троцкого прятали даже от «троцкистской массы» и «руководящей троцкистской верхушки, состоявшей из небольшой кучки людей в 30—40 человек» [717].
711
Как это ни чудовищно, но в программе КПРФ — самой массовой из российских партий, именующих себя коммунистическими, утверждается: «В значительной мере оправдалось предвидение о том, что по мере созидания социализма сопротивление враждебных ему сил не только не затухает, но приобретает нередко самые ожесточённые и уродливые формы» (Правда. 1995. 31 января). Очевидно, авторы программы считают, что периоды застоя и «перестройки», предшествовавшие капиталистической реставрации в СССР, были периодами успешного «созидания социализма».
713
О. Шефло — один из руководителей Норвежской рабочей партии; Б. Суварин — один из руководителей Французской коммунистической партии в 20-е годы, исключённый из неё за поддержку левой оппозиции в СССР; Рут Фишер и А. Маслов — до середины 20-х годов — руководители Германской компартии, затем исключённые из неё за близость к левой оппозиции; М. Истмен — левый американский журналист, до конца 30-х годов — сторонник левой оппозиции.