Поколение сорокалетних — людей, находившихся в расцвете физических и духовных сил, было способно к действенному сопротивлению сталинизму в большей степени, чем бывшие деятели оппозиций, деморализованные долголетним отступничеством от своих убеждений. Как подчёркивал Троцкий, «проверка сорокалетних, т. е. поколения, которое помогало Сталину расправиться со старой гвардией, принимает систематический характер. Дело идёт уже не о случайных фигурах, а о звездах второй величины». Проверка этой «промежуточной формации» показала Сталину, что «верхний слой привилегированных возглавляется людьми, которые сами ещё не свободны от традиций большевизма». Поэтому Сталин не может не опасаться того, что «из среды самой бюрократии и особенно армии возникнет противодействие его планам цезаризма. Это значит, что… Сталин попытается истребить лучшие элементы государственного аппарата» [938].
Среди поколения сорокалетних наибольшую опасность для Сталина представляли руководители Красной Армии, которая, по словам Л. Треппера, была «последним, ещё не взятым им бастионом, только она одна ещё не подпала под его безраздельное влияние» [939]. В силу своей функциональной природы генеральский и офицерский корпус обладал высокой организованностью и материальными ресурсами для активного отпора Сталину. Надежды на такой отпор глубоко коренились в сознании многих старых большевиков. Как вспоминала М. В. Раскольникова-Канивец, «Раскольников удивлялся, почему Красная Армия, её маршалы и генералы не реагируют на кровавую „чистку“. В то время Федя ещё надеялся, что внутри СССР в конце концов найдётся сопротивление» [940].
Все советские и зарубежные историки, писавшие о 1937 годе, сходились на том, что такого сопротивления в СССР не было, а тотальная расправа над советским генералитетом была вызвана пресловутой беспричинной подозрительностью Сталина. Между тем «заговор генералов» представляет одну из самых драматических и загадочных страниц в истории большого террора. Поэтому при его освещении я буду в большей степени, чем в остальном изложении, прибегать к историческим гипотезам, надеясь, что дальнейшие архивные изыскания позволят полнее прояснить один из наиболее существенных вопросов, возникающих в ходе анализа событий 1937 года: существовал ли в этом году антисталинский военно-политический заговор.
XLVI
Причины расправы с генералами
Даже если отвлечься от версии о существовании военного заговора, которая будет рассмотрена ниже, нетрудно обнаружить, что для чистки командного состава армии у Сталина были весьма серьёзные основания.
Во-первых, Красная Армия была могучей материальной силой, а её командиры чувствовали себя более самостоятельными и независимыми от сталинского диктата, чем работники гражданских отраслей. Деятели военного ведомства, как подчёркивал Кривицкий, «жили вне той особой партийной атмосферы, в которой люди то и дело „отклонялись“ от верного сталинского курса, „раскаивались в своих ошибках“, снова „отклонялись“, снова „раскаивались“, навлекая на себя всё более суровые кары, всё сильнее расшатывая собственную волю. Дело, которым занимались военные, укрепляя армию и систему обороны страны, сохранило им их моральный дух. Сталин знал, что Тухачевский, Гамарник, Якир, Уборевич и другие командиры высших рангов никогда не будут сломлены до состояния безоговорочной покорности, которую он потребовал теперь от всех, кто его окружал. Это были люди исключительного личного мужества» [941].
Во-вторых, в командном составе армии насчитывались тысячи людей, служивших в 1918—1924 годах под руководством Троцкого. Среди армейских коммунистов была велика доля лиц, выступавших в 1923—1927 годах на стороне левой оппозиции. На февральско-мартовском пленуме Ворошилов говорил: «К 1923—1924 гг. троцкисты имели, как вы помните, а вы обязаны помнить, за собой почти всю Москву и военную академию целиком, за исключением единиц… И здешняя школа ЦИК, и отдельные школы — пехотная, артиллерийская и другие части гарнизона Москвы — все были за Троцкого. (Гамарник: И штаб Московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого.)» [942]
В феврале 1937 года Щаденко, начальник Военной академии имени Фрунзе, докладывал Гамарнику, что в дискуссии 1923 года большинство коммунистов академии «стояло на троцкистских позициях»: за резолюцию ЦК тогда голосовало 48 человек, а за резолюцию оппозиции — 204 человека [943].