В публикации речи Черчилля Сталин усмотрел вполне реальную опасность политико-психологического свойства. В России действительно очень сильно развито низкопоклонство перед Западом, и часто какие-то лестные или просто ободряющие слова оттуда вызывают опасную эйфорию, грозящую потерей элементарной бдительности. В то время на Западе ещё не оставляли надежды навязать России прозападный курс. И многие возлагали главные надежды на Молотова, проявлявшего непонятный (на первый взгляд) либерализм. «У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвалы со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов… — негодовал Сталин. — Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством с иностранцами нужно вести жестокую борьбу».
Что ж, Сталин, как всегда, проявил потрясающую прозорливость. Придёт время, и партийно-государственная элита СССР погрязнет в «угодничестве перед иностранцами». А похвалы разных тэтчер и колей станут основанием для беспрецедентной сдачи геополитических позиций великой державы.
Впрочем, на этом эпопея с молотовским «либерализмом» не окончилась. В декабре 1945 года на советском Олимпе разгорелся очередной политический скандал. Сталин связался с Молотовым по телефонной связи и заявил ему о том, что НКИД допустил ошибку, пропустив корреспонденцию газеты «Дейли геральд» из Москвы. По мнению Сталина, в ней содержалась клевета насчёт советского правительства. Молотов ответил, что считает необходимым более либеральное отношение к иностранным корреспондентам. На это Сталин возразил в том духе, что такой либерализм вреден для государства. Тогда нарком иностранных дел пообещал исправить положение. Однако же обещания своего он не сдержал, и уже 5 декабря отдел печати НКИД пропустил клеветническую корреспонденцию московского корреспондента «Нью-Йорк тайме».
Любопытно, не правда ли? Сталин (глава правительства) даёт Молотову конкретные указания, а тот их не исполняет — несмотря на все обещания. Нарком иностранных дел прямо и цинично игнорирует распоряжение премьера. Как хотите, а это уже не что иное, как факт политической оппозиции по важнейшим вопросам.
Сталин отреагировал на это достаточно остро, отправив очередную шифровку, в которой сообщал: «Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем».
Теперь уже правящая верхушка в лице Маленкова, Берии и Микояна (получателей сталинской шифровки) всерьёз обеспокоилась ситуацией. Молотова как следует «пропесочили» — с ним провели «воспитательную беседу», о чём тройка и сообщила Сталину 7 декабря: «Вызывали Молотова к себе, прочли ему телеграмму полностью. Молотов, после некоторого раздумья, сказал, что он допустил кучу ошибок, но считает несправедливым отношение к себе, прослезился… Мы напомнили Молотову о его крупной ошибке в Лондоне, когда на Совете министров (иностранных дел союзных держав) сдал позиции, отвоёванные Советским Союзом в Потсдаме, и уступил нажиму англо-американцев, согласившись на обсуждение всех мирных договоров в составе 5 министров (с участием Франции и Китая)…»
Да, чем дальше — тем интереснее! Оказывается, Молотов мог, от имени СССР, самостоятельно принимать решения на таких вот важнейших межгосударственных совещаниях. И какие решения! Ослабляющие позиции СССР. Вот тебе, бабушка, и «мистер Нет». Скорее уж нужно говорить о «товарище Да».
В 1945 году скандал с Молотовым удалось утрясти. Но и в дальнейшем «дипломат номер один» будет проявлять странное западничество. Так, сам Молотов признавал, что на первых порах выступал за принятие плана Маршалла: «Я вначале согласился, между прочим, в ЦК внёс предложение: надо участвовать. Не только нам, но и чехам, полякам. В совещании в Париже. А потом опомнился и послал вторую записку в тот же день: давайте откажемся. Мы-то поедем, а чехам и другим предложим отказаться от участия в совещании, потому что на их опытность мы ещё не могли рассчитывать… Ну а там (в Париже) такая банда собралась, что рассчитывать на добросовестное отношение не приходилось. И я отругался кое-как с одним, с другим… Много смутного было. Но если они считают, что это была наша ошибка, отказаться от плана Маршалла, значит, правильно мы сделали… А вначале мы в МИДе хотели предложить участвовать всем социалистическим странам, но быстро догадались, что это неправильно. Они затягивали нас в свою компанию, но подчинённую компанию. Мы бы зависели от них, но ничего бы не получилось толком, а зависели бы, безусловно».