Тут нельзя пройти и мимо телеграммы Молотова полпреду СССР в Англии Майскому (17 ноября). В ней он давал краткую информацию о переговорах в Берлине. Текст телеграммы содержит 6 пунктов, причём последние два носят подчёркнуто антигерманский характер: «5. Как выяснилось из бесед, немцы хотят прибрать к рукам Турцию под видом гарантий её безопасности на манер Румынии, а нам хотят смазать губы обещанием пересмотра конвенции в Монтре в нашу пользу… 6. Немцы и японцы, как видно, очень хотели бы толкнуть нас в сторону Персидского залива и Индии. Мы отклонили обсуждение этого вопроса, так как считаем такие советы со стороны Германии неуместными». Историк В. Молодяков обратил внимание на то, что эти самые пункты почему-то не содержатся в других аналогичных телеграммах, отправленных полпредам в Болгарии, Румынии, Югославии, Италии, Греции, Франции, США, Японии, Китае, Швеции, Финляндии и Венгрии. По его мнению, здесь имела место быть дезинформация, отправленная британскому руководству через Майского — англофила, сторонника Литвинова и категорического противника любого сближения с Германией. Дескать, Сталин и Молотов полпреду не доверяли, но всё-таки использовали его — как канал информации (дезинформации). «Майскому в Лондоне верили, особенно Черчилль и его окружение, — если не абсолютно, то больше, чем кому бы то ни было из русских, — пишет В.Э. Молодяков. — Так что содержание двух последних пунктов телеграммы наркома явно предназначалось лондонским «собеседникам»» («Несостоявшаяся ось: Берлин — Москва — Токио»).
Но тут возникает и такой вопрос — а насколько надёжным каналом дезинформации был Майский? Что же, в Лондоне сидели дураки, которые не догадывались об этой его возможной функции? Нет, конечно. Англичане даже попытались избавиться от своего симпатизанта руками Москвы. В сентябре 1940 года они обвинили Майского в утечке конфиденциальной информации о советско-английских дипломатических контактах. В Кремле, однако, решили оставить прежнего полпреда, и Вышинский заявил Криппсу, что предположение Лондона «лишено всякого основания». Судя по всему, англичане пришли к мысли, что им надёжнее иметь дело с другим полпредом, не являющимся англофилом. Тем, думали они, будет меньше соблазнов довериться и заглотать дезу.
Но Майский был нужен проанглийской партии в Москве, которая рассматривала его как надёжный канал связи и информации с Лондоном. Иначе трудно ответить на вопрос — с чего бы это Сталин смещает с поста наркома иностранных дел англофила Литвинова, но оставляет на столь важном дипломатическом направлении англофила Майского? Ответ здесь напрашивается такой — слишком уж сильная была проанглийская партия. Тут надо вспомнить о том, что сам Литвинов, после своего смещения, вовсе не перестал быть значимой фигурой в СССР. Его не только не репрессировали, но и оставили членом ЦК. Более того, ему позволили выступить на февральском пленуме 1941 года, где он подверг решительной критике курс на сближение с Берлином. То есть отставка Литвинова была лишь частичным выигрышем сторонников этого сближения, которых возглавлял Сталин. При этом Майский остался на своем посту, но, конечно, не как орудие Сталина.
Логичнее сделать такой вывод — Майский был каналом информации, которой обменивались Лондон и проанглийская партия. Несмотря на все подозрения Лондона, этот канал всё-таки оставался действующим. (Очевидно, проанглийской партии удалось убедить Лондон в надёжности Майского.) И 17 ноября Молотов воспользовался данным каналом для того, чтобы проинформировать английских лидеров о своей проанглийской позиции. Другим же полпредам эта информация (пункт 5–6), по понятным причинам, не предназначалась.
Молотов сделал сильный ход в политической игре за власть. Теперь он стал центром притяжения самых разных сил, недовольных внутри- и внешнеполитическим курсом Сталина. Показательно, что уже в самый канун войны, 21 июня 1941 года, главный коминтерновец Димитров просит его поговорить со Сталиным — не нужно ли давать какие-либо указания зарубежным компартиям? Вопрос — почему бы ему не спросить об этом самого Сталина? Очевидно, Димитров в эти тревожные дни предпочитал ориентироваться на Молотова, в то же самое время страхуя себя «просьбой» обратиться к Сталину.
Молотов ответил Димитрову весьма загадочно: «Положение неясное. Идёт большая игра. Не всё зависит от нас». И тут, конечно, возникают одни сплошные вопросы. Что это ещё за игра? От кого это «от нас»? Что же должно проясниться? Вероятно, речь всё же шла о какой-то политической игре в СССР и во вне его. И не исключено, что 21 июня ещё всё можно было переиграть.