Литвинов высмеивал британское и французское правительства, «...которые считали, что подготовка к отражению неприкрытой агрессии возможна только с согласия и при участии самих поджигателей этой агрессии...». Литвинов призывал Запад сделать выбор между коллективной безопасностью и «упиваться смирением с желаниями этих агрессоров». Последнее, предупреждал он, возможно только как «восстановление дружеских отношений между лобстером и акулой».57 Хотя советское правительство и сомневалось в готовности Франции заключить пакт о взаимопомощи, оно продолжало настаивать на военных переговорах. В конце июня 1936 года Литвинов поставил этот вопрос перед министром иностранных дел Дельбосом, а Е. В. Гиршфельд, советский поверенный в делах в Париже, встречался по этому поводу с заместителем начальника генерального штаба генералом Швайсгутом. Гиршфельд соглашался, что отсутствие у Германии и Советского Союза общих границ может препятствовать франко-советскому военному взаимодействию, но если французский и советский штабы откажутся от обсуждения вопросов согласованной обороны, то никакой серьезной кооперации между ними вообще не может быть. Французское правительство боялось спровоцировать Германию, словно гадая: а не могут ли переговоры штабов подождать, пока Гитлер не продемонстрирует своего намерения напасть?58 К несчастью ответ на этот вопрос стал слишком ясен в 1939 году.
Когда в сентябре 1936 года Швайсгут приехал в Советский Союз наблюдать за учениями Красной армии, заместитель наркома обороны М. Н. Тухачевский опять задал ему этот неприятный вопрос.59 Тот же вопрос задал Литвинов на встрече с Блюмом в следующем месяце. Блюм с замечательной прямотой предположил, что эти переговоры просто «саботируются» генеральным штабом и лично военным министром Эдуардом Даладье. Советские заказы на военное оборудование были также заблокированы армейской бюрократией. Потемкин отмечал, что советское правительство начинало сомневаться в желании Франции продолжать укрепление советских вооруженных сил.60 «Настойчивость» советских предложений касательно штабных переговоров ставила французское правительство в нелегкое положение, но Даладье больше боялся «встревожить некие дружественные державы и дать Германии очевидный повод для попытки окружения». Французское военное министерство блокировало поставки современного военного, в особенности военно-морского, оборудования и снаряжения, тоже наверное боясь возможных возражений Британии. Хотя это не мешало сбывать Советскому Союзу устаревшее вооружение.61 Однако не все члены кабинета Блюма были настроены враждебно к штабным переговорам. Сам Блюм относился к ним непредвзято, а его министр авиации, Пьер Кот был готов начать штабные переговоры, пусть по более узкому кругу вопросов, касавшихся только авиации, и без одобрения кабинета. Даладье сопротивлялся, но Кот продолжал настаивать, грозя повернуть за собой весь кабинет.62 И 6 ноября 1936 года он, казалось, добился своего, ибо кабинет согласился начать штабные переговоры, на первых порах с советским военным атташе. Но этот прорыв мог оказаться обманчивым: Даладье и начальник генерального штаба генерал Морис Гамелен выступали единым фронтом, чтоб выбить инициативу из рук Кота и восстановить контроль над ситуацией. «Может оказаться трудно, — отмечал Швайсгут, — затягивать дело дальше без риска, что министр авиации возьмет все под свой контроль...».63 9 ноября Блюм намекнул Потемкину, что инициатива Кота может обрести более широкий смысл и сам Гамелен склоняется на его сторону. «По сравнению с тем, что мы имели раньше, — говорил он, — это было шагом вперед». Советское правительство было готово поймать Блюма на слове, но опасалось негативных последствий, если бы переговоры провалились.64