Подобным же образом чешский посланник в Париже Стефан Осусский предупреждал, что урегулирование судетской проблемы может стать предметом торга между Францией, Англией и Германией, расплачиваться за который придется Чехословакии. «Англичане и французы, поскольку они поддерживали и защищали нас, будут присваивать себе право рекомендовать нам, как мы в Чехословакии должны решить [Судетский] вопрос. Вот почему следует ожидать, что нажим Англии и Франции на Чехословакию будет становиться тем более сильным и значительным, чем решительнее Германия будет ставить урегулирование судетского вопроса условием возвращения Германии к политике переговоров с Францией и Англией».41
Франция, в глазах чешских и советских дипломатов, вела себя не лучше, чем Британия. Суриц уже предвидел Мюнхен. Франция и Британия, говорил он в июле 1938 года, были не очень-то расположены защищать Чехословакию. Англичане просто хотели получить от чехов путем переговоров то, что Гитлер собирался отнять силой. Французское правительство признавало, что если оно не сможет воспрепятствовать захвату Судетских приграничных земель, то нацистская Германия займет господствующие позиции в Центральной Европе и приобретет стратегическое преимущество на случай любой будущей войны. Но в самой Франции не было согласия по этому вопросу — как его решить никто не знал. Подавляющее большинство французов не думало, что у них достаточно военной и экономической мощи, чтобы выступить в одиночку и остановить Гитлера в Чехословакии. Поэтому Франция нуждалась в союзниках, а вот тут уж, как говорил Суриц, и начинались все неразрешимые противоречия внутри французского правительства и французского общественного мнения.
«Простая логика» подсказывала в качестве естественного союзника Россию, и это мнение разделяли многие — от французских коммунистов слева до министра кабинета Поля Рейно на правом фланге. У Советского Союза, по словам Рейно, было то, чего не было у Британии было весьма немаловажно при любой войне с нацистской Германией: мощные сухопутные и воздушные силы. И все же в своих расчетах чешской политики французское правительство меньше всего рассчитывало на Советский Союз. Оно ни разу не консультировалось с советским правительством, прежде чем принять какое-либо важное решение, и ставило его уже перед свершившимся фактом, а чаще не считало нужным и сообщать. Несмотря на то, что у Франции были договоры о взаимной помощи с СССР и Чехословакией, французское правительство никогда не поднимало вопроса о совместном обсуждении вопросов обороны. Суриц объяснял французскую позицию британским влиянием. Не подвергая франко-советский пакт прямым нападкам, британцы твердо стояли на том, что не стоит обращать на него особого внимания, ибо это могло усложнить проведение мирных инициатив. И хотя сам Даладье, по словам почти всех информаторов Сурица, был довольно высокого мнения о советской военной мощи, он, принужденный решать окончательно, не порвал бы с англичанами ради Советского Союза.
Мандель и Рейно, которые выступали за более сильную французскую политику, встретились с Сурицем, чтобы убедить посла оказать давление на Даладье, даже пригрозить, что он может лишиться советской поддержки, если не будет действовать более разумно. Но Суриц не думал, что такая тактика работает, потому что Даладье в качестве реального союзника рассчитывал только на Британию. Советский посол был обескуражен:
«Когда присматриваешься здесь к печати, больше чем на половину захваченной фашистскими руками, к роли банков, трестов, реакционной военщины, когда наблюдаешь этот панический страх, смешанный с пиететом перед германской силой, немецкой «мощью», когда изо дня в день являешься свидетелем вечных оглядок, уступок, постепенной утраты своего собственного, самостоятельного лица во внешней политике, когда, наконец, видишь, как с каждым днем все больше и больше наглеет и подымает голову фашизм, то невольно возникают тревожные мысли и сомнения».
Ко всему этому, говорил Суриц, следовало добавить гнетущую атмосферу повседневных отношений с французами. Это касалось и выполнения обязательств по военным поставкам: Даладье обещал, что все будет исполнено, а его аппарат занимался саботажем и проволочками. Французская боязнь всего, что несло на себе советский отпечаток достигла такой степени, что Bibliotéque nationale, национальная библиотека в Париже, даже отказалась выставлять советские книги.42