Правительство очень кстати увязало все это с «антисионистской кампанией». Михник, Шлайфер и многие студенты, участвовавшие в демонстрации, были евреями. В этом не было ничего удивительного, учитывая, что университетские диссиденты происходили из добропорядочных коммунистических семей, где родители учили своих детей бороться за более справедливое общество.
Но не так объясняло правительство действия евреев, участвовавших в студенческом движении. Правительство, удалявшее евреев со всех чиновничьих постов по обвинению в сионистском заговоре, теперь заявляло, что так называемое студенческое движение засорено сионистами. Арестованных студентов подвергали допросам. Если они не были евреями, то их спрашивали: «Вы не еврей. Почему же вы всегда вместе с евреями?» Неевреям предлагали назвать имена их еврейских лидеров.
Допрашивая еврея, в полиции задают вопрос: «Вы еврей?» Студенты часто отвечают: «Нет, я поляк». — «Нет, вы еврей».
Для Польши это привычный диалог.
Часть II
ПРАЖСКАЯ ВЕСНА
Первое, что должна сделать любая революционная партия, — это захватить средства связи. Тот, кто владеет ими, владеет страной. И в наше время это справедливо в большей мере, чем было когда-либо в истории.
Глава 5
В ШЕСТЕРНЯХ НЕНАВИСТНОЙ МАШИНЫ
Работодатели начинают испытывать нежные чувства к этому поколению... Оно воспитано так, что им легко руководить. Никаких беспорядков не ожидается.
Мы видим, что пугающее число наших молодых людей отказываются от повиновения каким бы то ни было формам власти, из каких бы источников она ни исходила. Их кредо — первобытный нигилизм, бурный в своих проявлениях, единственная цель которого — разрушение. Я не знаю другого такого периода в нашей истории, когда расхождение между поколениями имело бы такие масштабы и было бы чревато меньшими опасностями.
К весне 1968 года демонстрации в колледжах стали столь распространенным явлением в Соединенных Штатах (ежемесячно волнения происходили примерно в тридцати учебных заведениях), что даже учащиеся средних школ и старшеклассники оказались вовлечены в этот процесс. В феврале сотни восьмиклассников набились в залы, заняли классы и включили огни пожарной тревоги на здании младшей средней школы номер 258 города Бруклина (район Бедфорд-Стайвесант). Они требовали, чтобы их лучше кормили и чаще устраивали для них танцы.
Участники протеста понимали, что для достижения серьезных результатов следует делать нечто большее, нежели пройти маршем с транспарантами в руках и попасть в газеты: нужно захватить здание, остановить работу учреждения... Для выражения протеста против принятого в Колумбийском университете плана строительства нового спортзала (с этой территории должны были выселить бедных темнокожих обитателей Гарлема) студенты прыгали в стальной ковш экскаватора, дабы помешать строительству. В середине марта колумбийское антивоенное студенческое движение призвало к однодневному бойкоту занятий в знак протеста против войны. В общей сложности три с половиной тысячи студентов и тысяча сотрудников факультета не появились в аудиториях. Около трех тысяч студентов Висконсинского университета в Медисоне наблюдали за тем, как участники антивоенного движения водрузили четыреста белых крестов на травянистом склоне Боскомского холма возле административного здания. Это означало: «Боскомское мемориальное кладбище, выпуск 1968 года». Джозеф Чандлер, бывший студент, работавший впоследствии в созданном на базе Медисонского университета Висконсинском союзе сопротивления призыву, говорил; «Мы хотели, чтобы кампус выглядел как кладбище, поскольку именно в кампусе большинство выпускников были внесены в призывной список». В первую неделю весны студенты общим числом от пятисот до тысячи человек захватили административное здание Университета Ховарда — ведущего «черного» университета — и отказались покинуть его. Они протестовали против отсутствия в программе курсов истории чернокожих. Затем темнокожие студенты заняли здание в Корнелле. Студенты также блокировали здание в Колгейте.