Я вклинился в поток, скользя взглядом по лицам – выискивал Валентина. И тут же зацепился за Аню. Она была на другом конце катка – разумеется, меня не видела. Красный свитер крупной вязки, высокий ворот, белые снежинки – словно новогодняя открытка. Черные, обтягивающие штаны, красная шапочка – контраст, бьющий по глазам, как удар током. И белые коньки – завершающий штрих к портрету снегурочки, сошедшей с глянцевой обложки. Фигурка, надо сказать, выделялась. Гимнастика – штука такая, бесследно не проходит. На миг я потерял Аню из виду, снова сосредоточившись на поисках Валентина.
И вот он – как и ожидалось, в самом эпицентре хаоса, в компании своих неизменных спутников: Рыжий и Цыган. Толстый высматривал кого-то в толпе, как хищник, выбирающий жертву. Я сбавил скорость, откатился к бортику и замер, наблюдая за этой троицей, будто за подопытными кроликами в лаборатории безумного профессора.
– Сергей!
Девичий голос прорезал гул катка. Я обернулся. Сквозь мельтешение фигур, словно призрак из другого измерения, ко мне неслась Аня, отчаянно жестикулируя. Мгновение – и она уже тормозила рядом, подняв фонтанчик ледяной крошки. Когда она увидела мое лицо ее брови тут же сложились в тот самый «домик», от которого у меня внутри все сжималось в тугой, болезненный узел. Голос – полный сочувствия, как у медсестры, склонившейся над безнадежным пациентом:
– Твое лицо… Бедненький! Болит?
– Нормально, – отмахнулся я, стараясь не морщиться. Врать получалось паршиво.
– А это откуда? Тоже они?
Под «это» подразумевалась царапина, тянувшаяся от виска почти до подбородка – сувенир из тех, что не хочется хранить на память.
– Нет. Это другая история… – пробормотал я, чувствуя, как внутри нарастает та самая, глухая, тягучая тоска. Будто из-под земли тянет сыростью и безнадегой.
Аня нахмурилась, явно додумывая что-то свое, не самое радужное. В глазах мелькнула тень – страх, смешанный с обреченностью.
– Ты был в «Марсе»? Он был там?
– Давай покатаемся, а? – я попытался сменить тему, как пытаются заткнуть дырку в прогнившей трубе жевательной резинкой. Безуспешно, разумеется.
– Сначала скажи, это опять Валя?
Я выдавил подобие улыбки – кривой, как покосившейся крест на заброшенном кладбище.
– Нет. Честное слово, не он. Его там не было.
Аня несколько секунд сверлила меня взглядом – будто пыталась разглядеть в моем лице ложь или правду. Видимо, что-то разглядела. Или просто устала бороться.
– Поехали. Кататься умеешь?
– Немного, – ответил я, зная, что «немного» в моем исполнении граничит с катастрофой. Но сейчас это было не важно. Важно было сбежать от вопросов, от этой давящей атмосферы, от самого себя. Хотя бы на время, пока коньки скользят по льду, а в ушах шумит ветер. Хотя бы на миг забыть о том, что в моем мире – тьма, и внутри меня – не намного светлее.
Мы тронулись, вливаясь в этот нескончаемый хоровод скользящих фигур. Лед под коньками отозвался привычной зыбкостью – словно не твердь, а застывшая на миг река, готовая в любую секунду снова пуститься в бег. Вскоре мы настигли ее друзей: Мишку, друга детства, выросшего с Анькой в одном дворе, и Ирку – сокурсницу. Михаил возвышался над всеми, словно телеграфный столб, – под два метра ростом, худой, с длинными, тонкими пальцами и лицом, на котором, казалось, отпечатались все тома классической литературы. Впоследствии выяснилось, что он и вправду имеет отношение к искусству – пианист, жмущий клавиши в каком-то местном ансамбле, наверняка играющий Баха в полупустых залах для немногочисленных ценителей. Хотя, может залы и полные. Откуда мне знать, как тут с этим в СССР?
Ира же была полной противоположностью Аньки – болтливая, как сорока, ни капли скромности и застенчивости. Из тех девиц, которые, кажется, уже успели попробовать в этой жизни все, от экстремального вождения до прыжков с парашютом. И надо отдать ей должное, весьма симпатичная. Что-то в ней неуловимо напоминало мою Юльку – разве что губы, к счастью, не пострадали от модной в моем времени силиконовой эпидемии.
Ирка сразу же меня окинула взглядом – быстрым, цепким, будто сканирую на предмет совместимости и готовности к употреблению. И тут же, без всяких предисловий, двигаясь чуть сзади, выпалила:
– Анька по секрету мне про тебя столько рассказывала! Кажется, она в тебя по уши влюбилась!
– Ира! – Аня вспыхнула, как бенгальский огонь, и ее щеки мгновенно порозовели. Затем она опустила взгляд на лед, словно пытаясь найти там ответ на какой-то мучительный вопрос, и тут же помрачнела. Будто увидела в отражении не лед, а что-то гораздо более…нехорошее.