Села рядом, мягко коснулась моей руки.
– Все хорошо, – прошептала.
А я только молча кивнул. Потому что не был в этом уверен. Совсем.
– Извини за маму, – шепнула Аня, наклоняясь чуть ближе. – Просто ей непривычно. Я никогда никого не вожу домой.
Она замялась, будто выбирая слова.
– Мои родители… На самом деле они хорошие. Добрые. Просто… относятся к тебе с опаской.
Я кивнул. Что тут скажешь? Да я бы и сам себе не доверял.
Из коридора донесся голос. Быстрая тарабарщина, от которой у меня едва не закружилась голова. Как будто кореец говорил на отличном русском, но так быстро, что слова превращались в поток звуков.
– Кто пришел? – спросил я.
– Ахметовы. Соседи.
Ну да, в СССР заявиться без звонка в гости – обычное дело. Под Новый год – тем более.
Сели за стол.
Азамат – чернявый казах в черном костюме, улыбчивый, говорливый. Его супруга Татьяна – русская, молчаливая, в красном платье. Полная противоположность.
Спасибо тебе, Азамат.
Рот у него не закрывался, и это было моим спасением. Он говорил обо всем подряд: о погоде, о работе, о каких- то знакомых, которые якобы должны были сегодня тоже прийти, но не пришли. Затем он стал говорить о своих планах открыть службу такси, жаловался, что в СССР это невозможно сделать.
И с каждым его словом я чувствовал, как внимание Аниных родителей все больше перетекает на него.
Но не совсем.
Они поглядывали на меня. Иногда.
А мать все подкладывала оливье.
Ложка за ложкой.
Как будто в этом был какой-то скрытый смысл.
Как будто если я съем достаточно, то стану своим.
На столе, помимо оливье и селедки под шубой, стояла запеченная курица, пюре, соленья, колбасная нарезка. Шампанское, болгарское вино, водка «Столичная». Все, как и должно быть.
Разговоры сменяли тосты, тосты разговоры и день плавно перетек в вечер. Ели много, пили мало – рано напиваться, нужно еще Новый год встретить. В какой-то момент я стал забывать, где нахожусь и поддался этому общему веселью. Даже стал улыбаться шуткам Азамата. И сам не заметил, как оказался на кухне с отцом Ани. Он протянул мне папиросу, распахнул форточку, чиркнул спичкой о коробок и закурил. Азамат тоже был с нами. Курил молча. Наверное, впервые за все время он не произносил ни слова.
Отец Ани посмотрел на меня, а затем спросил:
– Ты правда с Аней на одном курсе? Или эта версия для нас, чтобы мы много вопросов не задавали?
– Правда, – кивнул я.
Отец тоже кивнул. Сам себе. Вроде поверил.
Или нет?
– Смотри у меня! Не обижай ее. Узнаю – уши надеру.
– Мы просто друзья. Я ей не парень.
– Дружбы между парнем и девушкой не бывает, – вставил Азамат.
– Вот то-то же, – согласился отец. – Сам того не заметишь, как дети родятся. Ты у меня смотри! – погрозил мне пальцем. – До свадьбы ни ни!
Азамат хохотнул.
– Я все понял, – сказал я.
– С лицом-то что у тебя?
Анин отец посмотрел точно туда, где должен быть фигнал. Видимо пудра Юльки заканчивала свое действие. Ну да, не вечно же ей маскировать фонарь под глазом. Всему есть свой предел. Я затянулся и выпустил дым в форточку.
– Повстречался с дворовой шпаной, – туманно ответил я.
– Со шпаной? Это где это так?
Я тут же выдал первое, что пришло в голову:
– На мясокомбинате. К дру… к товарищу ходил. Поздно обратно возвращался. Ну и напоролся.
– Хм, странно. Вроде на мясухе всегда спокойно было, – от удивления Анин отец мотнул головой и затянулся.
Дальше курили молча. Азамат протараторил:
– А сейчас такое время. Молодежь много себе позволяет. Это все деструктивное влияние запада. Американцев. Черный рынок не спит. Западная музыка, культура – уже здесь. Наша молодежь впитывает ее в себя. А что дальше? Дальше, что будет? Чувствую, перемены будут. Еще лет пять или десять и будут. Точно будут.
Я посмотрел на казаха и подумал, что верно он все чувствует. Разговоры про перестройку из уст высших эшелонов власти – уже скоро. Но вряд ли он может себе представить, что СССР скоро не станет…
Может, сказать ему?
А поверит?
Вряд ли.
Анин отец хмыкнул:
– Тебе плохо живется? Что менять?
– А нет у нас развития. В тупик зашли. Стоим на месте. Нового ничего не изобретаем, КГБ получает больше полномочий… Чем сильнее репрессии, тем ближе конец государства. Запомни это, Коль.
– Тише ты! – шикнул Николай. – Сдурел, что ли, такое на моей кухне говорить?!
– Вот видишь? Ты даже на собственной кухне боишься говорить о некоторых вещах.