Я завязал шнурки, распрямился. Окинул ее взглядом. Кивнул на пальто. Надо снять. Так и сделала. Осталась только в черном свитере, юбке по колено и зимних сапогах.
Я зашел Ане за спину и приставил лезвие к шее. Шепнул ей:
– Не бойся. Все будет хорошо.
– Страшно, – едва слышно сказала она.
Я почувствовал, как ее пробирала дрожь. От ее тела шел жар, как от печи. Прости, Ань, только так. Другого не дано.
– Эй, вы там! Девчонка у меня! – крикнул я ментам. – Я ее убью!
– Только попробуй сученок! – взорвался отец.
– Мое условие: даете мне уйти, и я ее отпущу!
– Кончай цирк! – раздался голос гэбэшника.
– Я ее убью! Я дурак! Я убью! – прокричал я, а затем шепнул Ане. – Давай…
– ПАПА! – жалобно вскрикнула Анька.
– Не тронь ее! НЕ ТРОНЬ!
Дззззз. Дззззз. Дзззззззззз.
Не убирая нож от горла Ани, свободной рукой открыл замок и толкнул дверь. Петли скрипнули, дверь обнажила лестничную площадку. Оттуда в квартиру кинулся отец, но не успел переступить порог. Чья-то цепкая пятерня властно схватила его сзади и дернула обратно, затем легко утащила в сторону, куда-то на площадку, за дверь, как какую-то игрушку в кукольном театре, которая отыграла свою роль. На месте отца появился человек в штатском. Тот, чья была пятерня. Черное пальто на распашку, коричневый костюм, серый галстук, белая рубашка. Гладко выбрит, волосы аккуратно зачесаны в сторону.
Немая сценка. Долгие несколько секунд молчания.
– Сергей, отпусти девушку, – наконец сказал он спокойно.
Знакомый голос – Литвиненков. На площадке еще один в штатском и на лестнице трое в шинелях. Все выглядит так, что на Аньку Литвиненкову совсем не плевать. Да и остальным вроде тоже. И это хорошо. Значит, Литвиненков блефовал, и на Аньку у них ничего нет. Значит, в данном случае она просто свидетельница.
Или все-таки мой агент, а им просто не нужен труп при задержании.
Или есть другие причины беспокоиться о ее жизни. В этих шпионских играх всегда все запутано.
– Хрен тебе! – протараторил я.
– Будешь работать на нас, – сказал Литвиненков. Глаза его пластиковые, как у куклы. – Я же говорил, есть разные варианты. Только сначала отпусти ее.
– Я ухожу! – с нажимом произнес я и, прикрываясь Аней, как щитом, медленно двинулся в подъезд. Крикнул: – П-шли вон! Вон!
Литвиненков сделал шаг назад. Кивнул туда, куда миг назад утащил отца.
– Уйдите.
Оттуда вышел Анин отец, зло зыркнул на меня, его пихнула в спину чья-то рука и, он не сопротивляясь, спустился по ступеням. За ним следом – оперативник. Безмолвные в шинелях тоже стали спускаться. Литвиненков пошел самым последним, спиной назад, не отводя от меня взгляд. Я продвигался вперед по шажочку, по шажку, выталкивая их все ниже, ниже, ниже…
На втором этаже Литвиненков произнес:
– Далеко не уйдешь.
Спустились. Вышли на улицу. У подъезда полукругом все те же лица плюс еще несколько людей в штатском, мать Ани и зеваки.
– Ушли! Пропустите! – рявкнул я, прижимая нож к горлу все сильнее.
Расступились. А мы по шажку к серой Волге, которая стояла рядом с подъездом. За ней примостилась бежевая «Копейка».
– Анечка, доченька! Это правда? – дрожащим голосом залепетала мать.
– Прости меня, ма, – хрипло ответила Аня.
Еле-еле тащимся к Волге, как по канату над пропастью. Один неверный шаг и хана. Слипшиеся вместе, воедино, как близнецы или пельмени в кастрюле. У нас один путь и одна участь, если мы оступимся – полетим в пропасть.
Шаг. Шаг. Шаг. Аня дышит тяжело, губы дрожать. Ее пробирает дрожь, как от холода, но это не от холода.
Мы быстро разворачиваемся на месте, в каком-то странном элементе жуткого танца и потом спиной назад – к Волге. Я стреляю взглядом от одного лица к другому. Любой из них может дернуться к нам, любой из них опасен и сильнее меня. Но у меня нож, у меня Аня и это ставит между мной и ими знак равенства.
Уперся в Волгу. А вот тут проблема. Как садиться в машину и не убрать руку с ножом? Менты этого только и ждут, чтобы накинуться…
Свободной рукой нащупал дверную ручку. Приоткрыл водительскую дверцу. Сел в кресло, боком к рулю, Аню оставил стоять рядом, руку с ножом прижал к ее животу. Повернулся, запустил двигатель. Аньку втащил в салон, уложил себе на колени. Она тут же стала карабкаться к соседнему креслу, а я тронул Волгу с места, нож бросил на пол и свободной рукой захлопнул дверцу.
Вдоль дома, смотря в зеркало.
Могут начать стрелять.
Несколько долгих, бесконечных секунд ехали до края дома, затем свернули за него и вырулили на дорогу. И газу!