Личность по логике этой системы необходимо обратить в ничто, свести к винтику, сделать лагерной пылью, даже если формально оставлена свобода. А власть ни при каких условиях не может удовлетвориться достигнутым могуществом. Она обязана непрерывно укрепляться на все более и более высоких уровнях, потому что таков закон ее существования: ведь она не создает ничего, кроме рабства и страха, как не знает ценностей или интересов, помимо себя самой. По словам одного оруэлловского персонажа, ее представляющего, «цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть».
Это О’Брайен, пытающий и расстреливающий в подвалах Министерства любви, лишь с откровенностью формулирует основное побуждение, двигающее тоталитарной идеей, которую привычно украшают более или менее искусно наложенным гримом, чтобы выдать ее за триумф разума, справедливости и демократии. В XX столетии идея проложила себе многочисленные торные дороги, став фундаментом утопий, которые, осуществляясь, оказывались кошмаром. Оруэлл показал общество, где это произошло. И оно узнаваемо, как модель, имевшая достаточно слепков и подражаний.
Не следует корить поставленное Оруэллом зеркало за то, что мы узнаем в нем и нечто очень близкое пережитому нами самими. Напомним: роман завершен в 1948 году, одном из самых мрачных за всю советскую историю. Естественно, что целью Оруэлла было развенчание сталинизма, тогда — из-за незнания, из-за иллюзий, из-за приписанных гению Вождя побед в Великой Отечественной — обладавшего особой привлекательностью для многих и многих на Западе. Говорили о злобном памфлете, но на самом деле это была книга, расчищавшая площадку для будущего, где Старшему Брату не найдется места.
А годом раньше, предваряя издание «Скотного двора» в переводе на украинский язык, Оруэлл писал:
«Ничто так не способствовало искажению исходных социалистических идей, как вера, будто нынешняя Россия есть образец социализма, а поэтому любую акцию ее правителей следует воспринимать как должное, если не как пример для подражания. Вот отчего последние десять лет я убежден, что необходимо развеять миф о Советском Союзе, коль скоро мы стремимся возродить социалистическое движение».
Речь шла, понятно, не о Советском Союзе как таковом, а о сталинской системе. Миф о ней до конца не развеян и сегодня. Книги Оруэлла помогут этой задаче. Думается, это обстоятельство решающее, когда мы определяем свое отношение к непростой фигуре их автора. Отдавая дань его проницательности и честности, мы нередко полемизируем с ним, но не как с противником, а как с умным собеседником, хотя он подчас неудобен и для нас тоже.
1984
Первая
I
Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать. Уткнув подбородок в грудь, чтобы спастись от злого ветра, Уинстон Смит торопливо шмыгнул за стеклянную дверь жилого дома «Победа», но все-таки впустил за собой вихрь зернистой пыли.
В вестибюле пахло вареной капустой и старыми половиками. Против входа на стене висел цветной плакат, слишком большой для помещения. На плакате было изображено громадное, больше метра в ширину, лицо, — лицо человека лет сорока пяти, с густыми черными усами, грубое, но по-мужски привлекательное. Уинстон направился к лестнице. К лифту не стоило и подходить. Он даже в лучшие времена редко работал, а теперь, в дневное время, электричество вообще отключали. Действовал режим экономии — готовились к Неделе ненависти. Уинстону предстояло одолеть семь маршей; ему шел сороковой год, над щиколоткой у него была варикозная язва; он поднимался медленно и несколько раз останавливался передохнуть. На каждой площадке со стены глядело все то же лицо. Портрет был выполнен так, что, куда бы ты ни стал, глаза тебя не отпускали. СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ, — гласила подпись.