Тот же Ирак. Меня унижает привилегированное распоряжение нациями со стороны других наций. Новый диктат не просто американский, диктат именем порядка вещей. И что-то есть в этом неприемлемое, подстрекающее швырнуть в рожу Западу входной билет. Что-то отвратительное проступило в мировом рисунке.
Абсолютно верно. Абсолютно правильно. И не важно, что на какой-то короткий отрезок времени лучшего решения нет, чем военное. Даже это не важно.
Настало время заново перевернуть мировой столик. Совершенно невозможно выяснить, насколько новый фашизм маргинален как таковой. Он часть спектра, складывающегося на той стороне. Складывается мир несогласных с этим мировым порядком, который может соединить и Саддама, и левых, черта и дьявола. В конце концов, в чем торжество демократии, когда разжиревшие шейхи с американцами управляют всем регионом?
И даже если от их нефтяных богатств немалая часть достается населению.
Стал возможным глобальный бунт… Мы тут привыкли к стереотипу пугачевщины. Но возникла возможность технологически современного бунта. И диссидентство в глобальном масштабе уже не будет выглядеть как герилья 60-х.
Это рассуждение абсолютно верно. Это то, к чему я клоню – к экзистенциальному отчаянию. Ставя в ряд Гитлера и Сталина, я могу ряд продолжить, найдя в нем место и Рузвельту, и Черчиллю. Но есть другой ряд, он еще не окончен, где имена Ганди, Мартина Лютера Кинга, Андрея Сахарова – людей дела и политической мысли. Не проповедников, а практиков влияния. Этот ряд оборвался. Ряд оборвался там, где идея соприкоснулась с политикой, оказавшейся бесчувственной к этому ряду.
В каком-то смысле мир для нас стал белым листом, как для Мао.
Да.
Это интересно, но одновременно очень опасно. Это же провоцирует некий тип людей. Тут-то и пустим Ивана-царевича, как говорит наш с тобой знакомец Петруша12.
Да-да-да. Замечательно. Только будет ли имя у царевича Иван?
…Цивилизация отчего, собственно, обрела энергию? Грубую, материализованную, вещную, как угодно, колониальную, зверскую – называй как хочешь – энергию распространения? Потому что в истоке имела трагедию. Трагедия как феномен, без которого цивилизация не живет, дала переживание смерти в жизни. То, что было в ранних архетипах еще, тут нашло себя в актуальной форме, работает. Цивилизация научилась работать со смертью, пока в ней Гитлеры со Сталиными не завелись.
Теперь работа со смертью уже не идет. В современных убийствах смерть сама себе цель. Это уже не работа со смертью, отсюда катарсис неизвлекаем. Хотя усилия есть, фильмы про Холокост и т. д. В Кракове понравилось, когда я им сказал, что в 1945-м мы не только жизнь отстояли, но и смерть отстояли. Но вопрос, умеет ли все еще наша цивилизация работать со смертью, неясен – старая она стала, праздная, много лишних вещей. Эллинский мир тоже в праздности смерть посетила, хотя Сократ и Платон уводили от гибельной праздности.
Россия на границе европейской цивилизации – и это важный момент для меня, – еще развертываясь, вбирала и включала трагическое. Пока трагедию здесь удерживали, она достигла гигантской интенсивности. А сейчас мы все растрачиваем, втаптывая трагедию и самих себя в землю. Россия теряет искусство работы со смертью!
004
Кто мы в качестве русских? Пространство пересоздало русскую власть. Миродержавные холопы. Русская власть не консервативна. Она могущественна, только мешая кому-то жить. Русский вопрос – вопрос об очеловеченной власти.
Михаил Гефтер: Уходит Украина навсегда или только стала независимой – вопрос умной политики. Политика была идиотская, и результат получился идиотский. Но и Россия не может вечно себя демонтировать! Уничтожаем виды оружия непонятно зачем. Когда разбирают ракеты, а сами наливаются злобой, такой демонтаж вредит себе и опасен для окружающих. Только я не о политике хочу говорить. Умней она или хуже, все равно выскочит вопрос: а кто мы такие?
Глеб Павловский: Он возникал в период гласности.
Он недосформулирован на социальном языке, он недовыговорен на космополитическом языке. Он требует того, чтобы признать за русским вопросом право стать вопросом о государстве.