Почему «русский» вопрос? Раз мы пока сверхдержава, нужен не вопрос, а ответ. Русский – это уже вариант ответа. Мы снова пропустили фазу вопроса.
Нет, я чувствую, что вопрос «кто мы» не дотянется до себя как вопроса, пытаясь обойти закавыку – русское. И у Чаадаева в Первом письме13 эта мысль. Я раньше не замечал, как она выражена: России не было, если б не монголы. В результате нашествия монголов возникло нечто. Власть подменила собой содержание жизни и сама стала содержанием человеческой жизни.
Еще до монголов, если присмотримся к русским обществам, их человеческой и правовой основе, увидим зияние между Европой и Русью. Белинский зря катался по полу, оплакивая мнимое «европейство Киевской Руси».
Наверное. Все-таки и до монголов было глубиннейшее многослойное взаимодействие со Степью.
Мы земля, где никогда не было Pax Romana и римских дорог.
Не было Рима, но много зовущего пространства, всегда кем-то занятого. Сегодня оно обжитое, завтра набегут другие, а послезавтра оно вообще запустеет, как запустело Дикое Поле. Европа с XVI века внутри себя только обустраивается и двинется не в ближнее, а сразу в дальнее зарубежье. Русские двинулись на Восток, и всякое зарубежье им стало ближним. Узел завязался навсегда.
Не забывай про крестовые походы, Запад остановили в Палестине. А на Востоке их остановили татары и монголизированные русские.
Если бы монголы сами себя не остановили, они бы спокойно дошли до Атлантики. Кто бы их остановил? Арабов остановили, а монголов некому было. То, что Чингиз вдруг умер, – это как Сталин умер или Николай I: смерть одного разворачивает судьбу Мира по-другому.
В русской политике до борьбы с монголами идеальное начало неощутимо. Русских фигур класса Людовика Святого и Ричарда Львиное Сердце раньше Донского нет, а в Европе они эталонный тип. Конечно, и Александр Невский рыцарь, но рыцарь-политик без капли идеализма.
Андрей Боголюбский, тот вообще.
Ну, эти владимиро-суздальские… Жуткие парни, сейчас бы сказали – криминал, братва вроде «солнцевских».
Мне кажется, ты схематизируешь.
До какого-то времени русские различия с Европой укладываются в понятие первичной аритмии как естественного состояния человечества. Когда я говорю «аритмия», это разве пустячок? Несовпадающие цивилизационные ритмы, климат, территории, величина пространства. Наконец, православие – не то же, что христианство Востока, и, конечно, совсем не западное христианство. Далее нарастает секуляризация христианства, Возрождение и движение в мир за Океаном. Все необратимо пошло по-другому, чем здесь. Я хотел бы очистить твой взгляд от ретроспекции. Поскольку мы знаем, как дальше пошло, ложно кажется, будто мы знаем прошлое.
Разнотипие заложено в христианстве с самого начала, с истории как детерминации будущим. А в России это пошло с царей Иванов, Третий Рим для Ивана Грозного тоже своеобразная детерминация будущим. Гигантское пространство России меняет структуру власти, не знающей, в каком ей виде перед Богом предстать. И в ней происходит странное перерождение на колоссальном пространстве. Веселовский и Ключевский еще обратили внимание – а что, собственно, власть Москвы могла взять за эталон? Поиск постепенно сужается до государева двора, но там все холопы – и холопство распространили на всех. Все холопы! Третий Рим потом, а сперва все вы холопы!
И пошла писать губерния. Стыдно сказать, но русских записали в холопы первыми, в миродержавные холопы. И всякий раз, когда резко меняется структура власти, их втянутость во власть вылезает наружу. Вылезает вопросом – кто мы тут в качестве русских? Это и мой давнишний вопрос. Он и при Петре вставал. Он и сейчас встает в связи с демонтажом сверхдержавы. Потому что русский вопрос – это вопрос о власти. Спрашивая о национальности, имеют в виду не национальность, а власть.
Втянутые во власть, а теперь ею брошенные люди спасаются болтовней о чистоте крови. Но кто эти миллионы людей, высвобожденные из многоярусной втянутости во власть, кто они? Я не говорю о 25 миллионах, оставленных вне пределов России, следовательно, лишенных власти вообще.
Выражением «вне пределов России» ты даешь подсказку двинуться за пределы?
Объединяя русских в совокупную цифру 25 миллионов, мы постулируем проблему этой вот российской власти и ей подсказываем предмет. Но та же своих русских в упор не видит.