Зенон Пазьняк выступает в Верховном Совете 25 августа 1991 года, на «Сессии Независимости»
Но конституционного права на роспуск парламента у президента Беларуси не было. Поэтому Верховный Совет вступил с новоизбранным президентом в переговоры об условиях своего самороспуска. Депутатам оставался год работы, многие из них не собирались переизбираться, и хотели получить гарантии того, что их хотя бы не оставят без работы. От лица Верховного Совета переговоры вел спикер Мечислав Гриб, от президентской стороны – бывший депутат, а ныне первый заместитель главы Администрации Валентин Голубев.
Теоретически можно было договориться. Но статусных должностей на всех не хватало. Например, в посольства их всех не направишь, – возражал министр иностранных дел Петр Садовский. А отдавать в руки бывшим секретарям райкомов исполнительную власть на местах не хотел уже сам президент.
Поэтому во время очередного доклада сопредседателя согласительной комиссии Голубева, президент посмотрел бы на него исподлобья и прекратил бы все переговоры. Часть была бы трудоустроена, остальным – в лице Гриба – предложили бы самораспуститься.
И Гриб согласился на предложение провести референдум по этому поводу. Тот самый, который был отклонен Верховным Советом еще во время спикерства Станислава Шушкевича.
Так парламент продлил бы свою политическую жизнь еще на три месяца. Новый же состав депутатского корпуса, как мы увидим чуть позже, имел все шансы продлить конфронтацию с президентом на несколько более длительный срок.
Зенон Пазьняк выступает в Куропатах в 1993 году. Фото: Микола Купава
Достучаться до Кремля
Отношения же с Россией развивались сложно. Ельцин своего нового белорусского визави откровенно невзлюбил. Дело было вовсе не в национализме Пазьняка и не в его готовности хоть завтра вступить в НАТО. Просто жизнелюб Ельцин откровенно почувствовал бы антипатию к человеку, который всем своим видом осуждал не столько имперскую политику России, сколько личный образ жизни самого Бориса Николаевича. Схлестнулись бы жовиальность Ельцина и аскеза Пазьняка.
С другой стороны, за Пазьняка в России некому было б и похлопотать. Не считать же его политическими опекунами Новодворскую и Борового? Кем они были вообще в глазах ельцинского окружения?
Поэтому сразу после знакомства президентов было решено переключить решение всех двусторонних вопросов в экономике на уровень премьеров. Виктор Черномырдин и Владимир Заблоцкий тоже не слишком понравились друг другу, но бежать им с этой подводной лодки было некуда. Народы считались братскими со всеми вытекающими для российской экономики последствиями. Поэтому поставки в Беларусь нефти и газа сохранялись, но по рыночным ценам. Соответственно и транзит энергоносителей из России в Европу через Беларусь шел тоже по рыночной цене. Как договорятся, так и будет.
Но параллельно Минск начал реализовывать свою старую идею – строительство балтийско-черноморской транзитной системы. Пазьняк говорил об этом еще до получения депутатского мандата. С прагматичным Леонидом Кучмой он договорился. Проблема застряла на уровне балтийских государств: и в Литве, и в Латвии земля уже стала частной собственностью, и продавать ее относительно дешево для какого-либо международного (а стало быть, денежного) проекта никто не собирался. А европейская бюрократия не спешила оказывать финансовую помощь межгосударственному консорциуму, в котором, по мнению Еврокомиссии, еще надо было бы с коррупцией разобраться. В Украине, как точно знал Брюссель, ее просто не искоренишь, а из Беларуси поступали смутные сообщения о продажности некоторых членов нового правительства: автором сообщений числился переизбравшийся в депутаты Александр Лукашенко.
Чтобы сломать сопротивление латвийских землевладельцев нужны были бы очень весомые финансовые аргументы. Но неожиданно премьер Заблоцкий предложил рассматривать проект не как антироссийский, а как совместный с Россией. Россия уже искала новые логистические возможности, а свободные деньги у нее были. Дело осталось за малым – уговорить президента Беларуси на включение представителей российского олигархата в новый консорциум.
Неожиданное решение
Это решение давалось Пазьняку с трудом. Все слова о том, что вместо отдаления от России мы еще больше привязываемся к ней, Зеноном Станиславовичем были сказаны. И в ответ он, разумеется, услышал все и про газ, и про нефть, и про российский рынок, альтернативы которому правительство все еще не смогло найти. И, в конце концов, почему бы не укрепить собственные позиции за московские деньги?