Он припоминал и отдельные долины и, наконец, после долгих усилий памяти, мог указать мне и древнюю тропинку, по которой можно было пройти, обходом через горы, к вулкану.
Я решил воспользоваться его указанием, чтобы пробраться туда и посмотреть, что там теперь делается. Запасшись провизией и простившись с Нагамой и ее пращуром, я отправился в путь с не отстававшей от меня верной Бэби.
Дорога была очень утомительна. То и дело приходилось то карабкаться вверх, то сползать вниз, то переправляться через пропасти, ущелья и горные ручьи. Спасибо Бэби, которая помогала мне одолевать все эти препятствия, один же я ничего бы не поделал!
После двадцатичасового пути я, наконец, очутился вблизи нефтяного вулкана.
Вулкан этот составлял последний отросток горной цепи. У подножия вулкана тянулась обширная котловина, занятая озером — ярко-красным, не только оттого, что в нем отражалось красное небо, но и от другой причины.
Когда я приблизился к краю озера, на меня пахнуло тропическим зноем. Сама грязь возле озера была уже горячая, едва терпимая для ног.
Вокруг еще все было мертво; ни травки, ни насекомого — ничего. Интересно бы подсмотреть, что возникнет сначала: животное или растение? Фауне ли флора обязана своим возникновением или наоборот, — это до сих пор неразрешимый вопрос для ученых!
Чисто тропическая жара в этом месте делалась положительно неприятной. Можно себе представить, как страдала от нее Бэби, приспособленная только для сильного холода.
Она побежала вперед и кинулась в озеро, спеша выкупаться. Однако, через две-три минуты она снова выскочила на берег. Очевидно, и вода была теплая, если не горячая.
К великому моему изумлению, бедняжка превратилась из голубой в ярко-красную. Впрочем, когда она отряхнулась, то снова оказалась голубой. Это доказывало, что красный цвет воды происходил не от красящего вещества.
Я зачерпнул в стакан воды и рассмотрел ее под увеличительным стеклом.
Оказалось, что ее необычайный цвет происходит от инфузорий. Каждая капля воды заключала в себе целый мир маленьких чудовищ, преследовавших и поглощавших друг друга.
Разнообразие форм было поразительное: виднелись змеи, веретена, колеса, вилы, шары, пряжки, гребешки, кошачьи когти, цилиндры, петушьи шпоры, звезды, солнца, полумесяцы, лебединые шеи, слоновые хоботы, бутылки, бусы, усаженные волосиками, почтовые рога, колокольчики, зигзаги, узлы, восьмерки, завитушки, щипчики, единороги, короны, двухколески, епископские жезлы, зонтики, гиацинты, акулы с хватальцами и рыболовными сетями. Словом сказать, почти все предметы на свете имели тут, в микроскопическом виде, своих представителей. И все это жило и двигалось!
Следовательно, мир животный возник прежде мира растительного.
Мне очень захотелось спать, и я прилег под выступом скалы. Бэби забралась на самый верх этой скалы, где было попрохладнее.
Когда я проснулся, поверхность воды оказалась уже не красной, а зеленой.
В течение моего шестичасового сна все озеро покрылось водяной ряской (lemma). Стало быть, она и есть прародительница растений.
Набрав снова воды в стакан, я убедился, что инфузории почти все исчезли. Посреди тонкой зелени плавал длинный нитевидный красный червячок — наида (nais proboscidex).
Это был первый видимый простым глазом живой организм, следовавший вслед за водяной ряской.
Наида проглатывала всех инфузорий. Через восемь часов вода стала от наид еще краснее, чем была раньше; казалось, что вся вода превратилась в червяков.
После наиды стали появляться один за другим всевозможные виды слизняков и гадов.
Все озеро и края его заполонились крохотными шарами и змейками, безголовыми или безглазыми существами, плававшими без ног, вращавшимися, подобно колесам, с быстротой молнии и казавшимися кусочками студня.
В то же время, возле берегов стада появляться осока. К водяной ряске присоединилась водоросль. Склоны гор начали порастать длинной травой, достающей до воды.
Сутки спустя около корней осоки появился владыка всех слизняков и водяных гадов — полип.
Это странное необъяснимое существо, открытое только в прошлом столетии, обязательно появляется там, где есть слизняки и гады. У него нет ни головы, ни глаз, ни желудка, ни сердца, но тем не менее, он все схватывает, глотает и перерабатывает в себе.
При первом своем появлении из жизнетворного болота он — не больше первого сустава человеческого пальца и своим видом напоминает перчаточный палец. Но при этом полип может вытягиваться почти до бесконечности. На одном конце этого животного есть щупальцы; к ним и пристают гады, мгновенно проглатываемые им, хотя у него, как сказано, и нет желудка. Полипа можно вывернуть наизнанку, и тогда наружная его оболочка превращается во внутреннюю, переваривающую все проглатываемое. Если разрезать его вдоль на две части, то из каждой части образуется самостоятельное животное. Если же разрезать его поперек, то передняя часть с одного конца закрывается и снабжается щупальцами, — следовательно, опять образуются два целых полипа.
Иногда случается, что два полипа схватят с разных концов одного и того же червяка и глотают его до тех пор, пока оба не сойдутся на середине. Тогда тот, который посильнее, преспокойно проглатывает слабейшего вместе с добычей. Однако побежденный, прободав бок своего победителя, срастается с ним в одно целое. Таким образом возникают полипы о двух ртах.
Чем более полип пожирает, тем более он растет. Наконец он становится толщиной в мужскую руку и набрасывается уже на больших рыб и проглатывает их. Благодаря прозрачности полипа, кажется тогда, будто осталась одна рыба, лишь обтянутая тонкой кожей. Однако, эта тонкая прозрачная кожа убивает рыбу, вытягивает из нее все соки и выкидывает из себя лишь ее кости и верхние покровы.
Полип не имеет пола. Он размножается тем, что по бокам его произрастают новые рты, которые все работают для себя, но вместе с тем способствуют питанию и общего организма.
Я наблюдал целые дни деятельность этих ненасытных чудовищ. Глотая массы наид, они сами окрашивались в красный цвет. Вместе с тем вода, становилась все светлее и начинала терять тяжелый гнилостный запах, распространявшийся от нее сначала.
Теперь на поверхности озера стали показываться широкие листья нелумбия и водяных лилий.
Бэби начала купаться.
Однажды она после такого купанья примчалась ко мне громадными прыжками, как бешеная завертелась, запрыгала и заплясала вокруг меня, по временам кидаясь на землю, но не издавая ни одного звука.
Внимательно вглядевшись в бедную медведицу, я понял причину ее волнения. На морде и голове ее была надета, вроде мешка, какая-то блестящая кожа. Это оказался громадный полип, пожелавший скушать мою слишком уж доверчивую Бэби.
Отверстие полипа было стянуто вокруг горла Бэби. Злополучная медведица вдруг лишилась возможности дышать и никак не могла понять, что именно ее душит. Не догадайся она прибежать ко мне, она скоро задохлась бы.
Я взял нож и разрезал опасный мешок пополам и освободил голову Бэби. Не успел я, как говорится, и глазом моргнуть, как мешок снова сросся и, в отместку мне за лишение его добычи, обтянул мою ногу, точно чулком, производя в ней нестерпимо давящее ощущение.
Новообразовавшийся живой чулок я разрезал уже на четыре части — и вот явилось четыре полипа! Поняв, что им, пожалуй, и несдобровать со мной, они поспешили убраться в воду.
Между тем, творческая сила земли начала свою деятельность и за пределами воды.
На склонах гор лежали массы гниющих остатков допотопной растительности и животных. Эти массы вдруг ожили. На месте этих остатков появились громадные, величиной с бочку, грибы со множеством наростов, ветвей и клубней. Я их попробовал: они были очень сочны и вкусны. Рядом с ними возникали зловонные заплесневелые растения с прямыми стекловидными стеблями и дрожащими красными шляпками. Вперемешку с ними красовался древовидный крапчатый папоротник. Рост их положительно можно было наблюдать, и в первое время своего появления они испускали целые облака плодотворной пыли.