— Как дождевые черви? — подобрал ожидаемое сравнение гость.
— Да, но принцип другой, — Фарн даже обрадовался, что ему удалось переключить тему. — В отличие от червей, грунт в машине сначала сильно уплотняется. Очень сильно, в десятки раз по объёму, это происходит в передней части агрегата, и затем, в таком сжатом виде, он, то есть грунт, он проходит по центральному стволу всего проходческого щита, словно по кишечнику, а на выходе снова разуплотняется и занимает своё прежнее место. В принципе, после этого в горной породе даже дырки не должно оставаться. Понимаете?
— Да-да-да, — закивал Гаврон, тоже будто обрадовавшись теме. — Я видел в новостях. Проходческие щиты, которые не оставляют за собой никакого прохода. Парадокс. Правда, говорят, на Земле для такой силы сжатия надо воспроизвести плотность нейтронной звезды. Или даже чёрной дыры. Так что, как ни крути, а без какой-нибудь дырки вам всё же не обойтись! — Гаврон отрывисто хохотнул, а потом вдруг понизил голос и пригнулся к столу, словно боясь, что его подслушают. — Однако наверху, — он кивнул на потолок, — возникают опасения. — После этого он выдержал долгую паузу, чтобы Фарн мог спросить «какие», но хозяин молчал. Гость распрямился и откинулся на спинку стула.
— Вы хотели мне что-то сказать.
— Я? — удивился Фарн. Он ничего не собирался говорить.
— Вам не очень понравилось, когда я пошутил про плотность чёрной дыры. Вы подумали, а откуда ваш сын возьмёт такое количество энергии, разве нет?
— Да нет.
— И всё-таки.
— Я не знаю, откуда он может взять такое количество энергии, — сказал Фарн и тут же испытал стыд, что таким построением фразы он как будто нечаянно предал сына, отстранился от него перед лицом чужого человека. Надо было сказать обезличенно или использовать местоимение «они».
— Вы же были учителем физики…
— Нет. Географии и биологии. Хотите, я заварю ещё кофе? Или, может, чай? — спросил Фарн, вставая.
— Нет. Присядьте. Присядьте, — настоял Гаврон. — Вы когда-нибудь спрашивали себя, куда, например, девается вся эта земля, вынутая из наших пещер? А это десятки, сотни, тысячи, миллионы кубов. Куда?
— Я не знаю.
— И все не знают. Но при этом все думают, что она каким-то чудесным образом выбрасывается наружу.
— Я не знаю. Я просто делаю двери и лестницы. Железо и дерево. Гарнитура, фурнитура, крепёж…
— А потом появляются книги, подобные «Последней оптической иллюзии» с её нелепыми бреднями о горе чёрных муравьев. Ваш сын когда-нибудь произносил при вас слово «террикон»?
— Нет, мой сын при мне никаких таких слов не произносил, — твёрдо ответил Фарн и спокойно выдержал долгий взгляд «шахтёра».
— Вы мне нравитесь, — резко изменил интонацию гость и начал собираться. — Но, возможно, вам стоит внимательнее приглядеться к окружению вашего сына.
— Он взрослый муравей. А в чём дело? Вы знаете, где он сейчас?
— С ним всё в порядке, а мне уже пора. Проводите меня.
Гость вызвал такси. На лифте они спускались молча, а когда выходили, в подъезде им встретилась соседка, очень весёлая разбитная муравьиха с каким-то своим приятелем, который старался её поддерживать, но только из расчёта на взаимность. При виде Гаврона, субъекта явно не местного разлива, соседка на мгновение растерялась, потом ойкнула и принялась откровенно заигрывать. Гаврон ей что-то ответить, соседка громко расхохоталась и стукнула его по плечу. Как-никак плечо у «шахтёра» было всё же шире, чем у её друга.
Такси пришлось ждать долго. Они стояли в подъезде, укрываясь от холодного ветра, и смотрели сквозь стеклянную стену, как на нижней поверхностях подъездного козырька играют красные сполохи. Ночью те играли особенно оживлённо, словно это именно их раздували подземные вентиляторы.
Сын неожиданно приехал утром и, мало того, на отцовской машине. Фарн даже не спрашивал, как это вышло и кто именно его надоумил забрать оставленную на университетской парковке машину. Всё как-то понималось без слов.
Фарн-а приехала с работы уже после девяти, она добиралась домой на общественном транспорте. Муж сразу понял, что у неё тоже была необычная ночь.
— Ты дозвонился до него? — спросила она, едва переступив порог. — Почему он не отвечал по телефону?
— Он уже здесь. Спит в своей комнате. Раздевайся и садись завтракать.