— Покушался на жизнь Мирмиколеона. Участвовал в студенческом заговоре.
— Н-да. Значит, был из тех?
— Да. Семья стоит на учёте, но, кроме нашего случая, никаких других отклонений не выявлено.
— Печально.
— Что печально?
— Всё печально, как видишь.
Когда лечащий врач ушёл, доктор Андрелион достал из кармана баночку с полосатыми желатиновыми капсулами. Положив одну в рот, он как бы с неудовольствием отменил, что та совершенно прилипла к его языку, и попробовал её стряхнуть. Он тряс головой так и эдак, мотал языком во все стороны и одновременно всем телом совершал весьма странные скачкообразные движения, никак не приличествующие уважаемому доктору. Извинить его могла бы, наверное, лишь пчела, вонзившая в язык старика жало и никак желавшая без своего жала улетать. Наконец, он устал и налил из графина воды. Вредной пчеле предстояло утонуть, а потом и раствориться в желудочном соке. Капсула, наконец, отклеилась, смылась в горло, и доктор с удовлетворением крякнул. Через несколько секунд жизнь вернулась в привычное русло.
Весь сотрудники клиники хорошо знали, что их главный врач не принимает лекарств, никаких лекарств, и что всё его пилюли плацебо, и что в капсулах простой мел, пусть даже не простой, а очищенный, и что в графине находится не вода, а обыкновенная водка, правда, тоже очищенная, дополнительно. Единственное, что главврач ещё помнил из фармакопеи — это пятьдесят грамм или двести таблеток активированного угля на литр.
Палн-а-12д танцевала на стене из чувства эйфории. После посещения Храма всех людей она всегда испытывала ощущение полёта, невесомости. Это ощущение всё длилось и длилось. Да и потом она ещё долго не засыпала, хотя ей давали целую пригоршню разноцветных пилюль и вежливо предлагали проглотить. Она лежала и вновь переживала то чувство, будто у неё за спиной отросли лёгкие прозрачные и шуршащие, и невидимые для других крылья и она летит. Другие идут, а она летит.
Храм всех людей тоже находился в большой и просторной каверне, но не сферической, а сильно вытянутой вверх, которую геологи ещё называли «жеода», что, как ни странно, переводится «подобная земле». А вот земли-то как раз там и не было. Все стенки жеоды были выложены чистейшими фиолетово-розовыми кристаллами аметиста. Благодаря подсветке, миллионы их граней калейдоскопично светились, искрились и создавали пространство совершенной невесомости, бесконечной оторванности от земли.
Но это была иллюзия.
В центре храма находилось алтарное помещение в виде куба, куда, как считалось, могут заходить лишь служители культа, а вот прямо из куба вырастала ритуально-молельная конструкция, чем-то напоминающая сдвоенную спираль ДНК. Две винтовые лестницы в любом случае отсылали именно к этому сравнению. И при этом они вились в воздухе вокруг многогранного столба, как и сами они, доходящего почти до самого купола. Это был Столп Творцов, предмет гордости и почитания всех красных муравьёв. Все грани этого столпа были полностью покрыты миллионами и миллионами фасеток, электронных матриц, каждый пиксель которой отображал чьё-то конкретное человеческое лицо, и подсчёту эти лица не поддавались. Ибо не было в мире человека, когда-либо жившего на Земле и каким-либо образом причастного к сотворению мира красных муравьёв, пусть даже лишь к созданию их одежды, изобретению умного механизма, рисованию новой буквы или написанию малой части какого-нибудь программного кода, чтобы он не был здесь увековечен. Увековечены были даже те, кто готовил этому человеку еду, строил дом, играл с ним в карты, воспитывал детей или улыбнулся утром в общественном транспорте.
Палн-а-12д, как заворожённая, смотрела на все эти лица, на вселенную этих лиц и, хотя достоверно не различала ни одного, понимала, что это именно они, все они, совокупно, поднимают её наверх и возносят куда-то ввысь, учат, собственно, летать. Пусть для этого ей, как и всем, нужно было сначала подняться по лестнице в виде двойной спирали ДНК.
Собственно, подниматься муравьям приходилось лишь по одной спирали, спускаться по другой, главное же было осуществить переход между ними. Этот переход совершался лишь в одном единственном месте, уже на самом верху, практически под куполом. Переходили по стеклянному, совершенно прозрачному и невидимому для глаз мостику. Многие муравьи застывали, видя перед собой пропасть. Некоторые требовали включить хоть какую-нибудь подсветку, чтобы мостик стал виден. Кто-то был подготовлен и заранее брал с собой поляризованные очки. Только даже в очках и с включённой подсветкой совершить требуемый переход «по воздуху яко по стеклу» решались не все. Иные предпочитали оставаться на месте и от страха умереть, ибо заповедано: «да никто не спустится по той лестнице вниз, которая идёт наверх, аминь». Тела таких бедняг по окончании службы выносили из храма, складировали на террасе у входа, а потом ночью сбрасывали на дно воронки. Но большинство, конечно, набирались мужества и совершали свой главный переход. Ибо велика была вера в людей. И чем сильней была вера, тем проще давался переход.