Я встал, расстегнул джинсы, прилёг рядом с Юлькой.
— Детка, просыпайся. — Я укусил её в теплое плечо. — Ну, давай, открывай глазки.
— А? Что? Съёмки начались? — сонно дёрнулась Юлька, которая снималась то ли в рекламе для «МТС», то ли для «Мегафона». Впрочем, точно не знаю.
— Порадуй меня напоследок.
— А потом что? — испугалась она.
«А потом ты исчезнешь…»
Глава 2. Carpe Diem
IV.
Ты так красива. Невыносимо
Рядом с тобою быть нелюбимым.
Останови же это насилие,
Прямо скажи мне — и тему закрыли.
«В понедельник, в полшестого утра обретаю себя подпирающим мраморную колонну у Шереметьево. По крыше, как моё несчастье, барабанит серый московский дождь. В пальцах — сигарета. К уху прижат телефон. В трубке — злой голос. Магда.
— Алексей, папа не пускает меня в Копенгаген. Говорит, что ты в курсе. Так?
Для справки: лет семь тому назад семейство старика Кристенссена переехало в элитный пригород Копенгагена. Этот новый скандинавский посад называется затейливым словом Брондбю. Мать Магды считала Брондбю эталоном для создания «прочных семейных гнездышек». На мой же скромный взгляд, Брондбю больше смахивает на тщательно культивируемую площадку для внеплановых посадок НЛО (сами посмотрите на него через Google Map, «взглядом из космоса»). А судя по тому, что происходит здесь и сейчас, строилось это проклятое место не столько для НЛО, сколько чтобы загнать туда бедного еврейского парня и сделать его пожизненным рабом дочери беспринципного викинга.
Оценив собственное остроумие, фыркаю.
— Алексей, ты что, смеёшься? Смеёшься надо мной? — тут же взвилась Магда.
— Тебе показалось, — так же быстро соврал я. — Мне дым в лёгкие попал… Магда, а что конкретно сказал тебе твой отец про этот датский саммит?
— Ну, папа сказал, что у вас какая-то важная партнерская конференция, и что я там буду вам мешать. — Магда обиженно вздыхает, а я мысленно показываю большой палец старику Кристенссену. — Алексей, что происходит? Ты что, будешь там не один?
— Да, — стряхиваю пепел, — конечно. Я там буду не один, а…
— Что-о?
— … а в окружении трёхсот человек, которые будут порядком удивлены, увидев на закрытой тусовке дочь главы российского представительства. То есть тебя, дорогая.
— Я могла бы просто пожить в твоём номере, — жалуется Магда.
«Ага. Вот прям щас, как говорит Сиротина. У меня, милая, собственные планы на свой бизнес-сьют. И тебя в этих планах нету».
— Магда, опомнись. Ты что, полковая маркитантка? Куда обоз — туда и воз?
— Я не понимаю эти твои русские идиоматические обороты! — Магда уже шипит.
Пришлось потратить ещё пятнадцать секунд на то, чтобы объяснить этой интеллектуальной стерве, как поглядят на неё мои будущие русские подчинённые. Как они пошепчутся за её спиной. И как будут показывать на неё пальцем, когда встретят её уже в моём офисе. Сделал паузу, ожидая, чем закончится в голове Магды мучительный бой между силами добра (воспринять мою логику, и сделать, мать твою, как я сказал!) и силами зла (удержать меня под контролем). В итоге добро со скрипом, но побеждает.
— Ну хорошо, — неохотно соглашается Магда. — Ну ладно, ты прав.
— Умница, — хвалю Магду я, — вот за это я тебя и люблю.
И тут я слышу:
— Но я приеду встретить тебя в Каструп!
Каструп — это датский аэропорт. Расположен примерно в десяти километрах от проклятого Брондбю.
— Магда, — осторожно начинаю я, — а зачем тебе ехать в такую даль?
— Потому что я по тебе соскучилась.
«Пять баллов. Ну и чем мне крыть? Боюсь, что в этот раз нечем…»
И хотя мне откровенно в падлу видеть Магду, скажи я ей «нет» — и всё, обид не оберёшься. И её подозрений. Главное, её подозрений. В них-то всё дело.
О том, что над моим проектом заезда в кресло главы представительства нависла туча-угроза, я понял из пятничного визита к отцу Магды. Это было вечером, когда я уже пообщался с Сиротиной. Я постучал в стеклянную белую дверь:
— Кристоф, добрый день, не заняты?
— Здравствуй, Алексей. Я тебя ждал.
Холодный свет из окна. Холодные белые стены. Холодное, морщинистое лицо на черепашьей голове. А ещё руки Кристофа. Они никогда не двигались: как мёртвые, лежали на столе. Холодные, ледяные, с узловатыми синими венами — очень цепкие руки, которые всех и всегда держали только за горло.