— Это было в самые мрачные дни Гражданской войны, — начал Чоудхури, якобы обращаясь к Хендриксону, но на самом деле обращаясь к самому себе. — Союз потерпел ряд поражений от конфедератов. Гость из Кентукки покидал Белый дом и спросил Линкольна, какие радостные новости он может привезти домой. В качестве ответа Линкольн рассказал ему историю об эксперте по шахматам, который никогда не встречал себе равных, пока не попытал счастья против машины под названием "шахматист-автомат" и не потерпел поражение три раза подряд. Пораженный, побежденный эксперт встал со своего стула и медленно обошел вокруг этого удивительного нового образца технологии, внимательно изучая его на ходу, пытаясь понять, как он работает. Наконец он остановился и обвиняюще ткнул в его сторону пальцем. — Там внутри человек! — закричал он. Затем Линкольн посоветовал своему посетителю набраться мужества. Независимо от того, насколько плохо все выглядело, за машиной всегда стоял человек.
Телефон зазвонил снова.
Это был Линь Бао.
Ведж был в ярости. Он не мог не чувствовать себя преданным, когда сидел на рулежной дорожке в Бендер-Аббасе. Конечно, он не выбирал ни эту рулежную дорожку, ни место для посадки, ни даже для того, чтобы открыть фонарь и заглушить двигатель. Его самолет предал его настолько сильно, что главной эмоцией, которую он испытывал, был стыд. Во время спуска ему удалось уничтожить черный ящик у себя за головой, используя пистолет в качестве молотка. Он также уничтожил зашифрованные сообщения на борту, а также наиболее чувствительную авионику, которая управляла его набором оружия. Как обезумевшее, попавшее в плен животное, он колотил по внутренней части своей кабины с тех пор, как потерял управление.
Приземлившись, он продолжил свою работу.
Как только его кабина была открыта, он встал в ней и выстрелил из пистолета в панель управления. Этот жест наполнил его неожиданным приливом эмоций, как будто он был кавалеристом, всаживающим пулю в мозг некогда верного коня. Несколько десятков стражей исламской революции, рассеянных по аэродрому, изо всех сил пытались разобраться в этой суматохе. Первые несколько минут они предпочитали держаться на расстоянии, но не из страха перед ним, а из страха, что он может совершить ошибку в том, что до этого момента было их хорошо спланированным планом. Однако, чем больше Ведж разрушал — разрывал ослабленные провода, топал каблуком ботинка и размахивал пистолетом в направлении гвардейцев, когда чувствовал, что они приближаются слишком близко, — тем больше он заставлял их действовать. Если бы он полностью уничтожил чувствительные предметы в своем F-35, самолет был бы бесполезен в качестве разменной монеты.
Командующий на месте происшествия, бригадный генерал, понимал, что делает Ведж, проведя всю свою сознательную жизнь, сталкиваясь, прямо или косвенно, с американцами. Бригадир медленно усилил оцепление вокруг самолета Веджа. Ведж, который чувствовал, что иранцы приближаются, продолжал направлять на них свой пистолет. Но он мог сказать, что каждый раз, когда он вытаскивал его, гвардейцы на кордоне все больше сомневались, что он действительно воспользуется им. И он бы не воспользовался им, даже если бы у него остались какие-то боеприпасы, которых у него не было. Ведж уже всадил последний патрон в авионику.
Бригадир, у которого не хватало мизинца и безымянного пальца правой руки, теперь махал Веджу, стоя на сиденье своего джипа, в то время как другие джипы и бронетехника на кордоне приближались. Английский бригадира был таким же искаженным, как и его трехпалая рука, но Ведж мог разобрать, что он говорил, что-то вроде: "Сдавайтесь, и вам не причинят вреда".
Ведж не собирался сдаваться без боя. Хотя он не мог сказать, каким будет этот бой. Все, что у Веджа было, — это незаряженный пистолет.