От удара затворную раму расклинило и оружие произвело несанкционированный выстрел, опалив мне нос пороховыми газами.
— Твою ж мать! — Я взвыл от боли.
Но эта же боль и отрезвила меня. Как будто пелена страха вдруг спала с моих глаз.
Ко мне вернулись здоровые сталкерские рефлексы. Мой мозг наконец-то просчитал, что в течение ближайшей секунды второй зомби вцепится зубами мне в левое бедро, а третий — повиснет на моей правой руке.
Тело сработало на опережение. Бросив «Калашников» и выхватив из кобуры быстрого доставания автоматический пистолет Стечкина, я успел нашпиговать свинцом нахала, намеревавшегося облапать мою драгоценную ногу.
— Получай, скотина! — противно взвизгнул я.
В этот миг когти третьего зомби схватили пустоту — ту самую, где мгновение назад находилась моя правая рука. Неугомонный утопленник недовольно лязгнул гнилыми челюстями и как-то странно дернулся.
Я вдруг заметил, что на плечах у него сохранились остатки форменной милицейской куртки, каким-то чудом уцелел даже сержантский погон. Сложная смесь омерзения, жалости и почтения к правоохранительным органам захлестнула душу вашего Комбата. И он, то есть я, намеревавшийся что было мочи лягнуть зомби прямо в челюсть, отделался более гуманным пинком в грудь.
Облевав меня напоследок вонючей болотной водой, зомби-сержант завалился на спину.
Тем временем FN 2012 Кости замолчала. Но зато заговорило его новое увлечение — четырехствольный пистолет морского спецназа СПП-1.
Это экзотическое оружие стреляло почти бесшумно, выпуская из каждого ствола внушительный снаряд в виде стальной иглы размером с авторучку. Этими-то иглами мой верный друг и добил того гаденыша, который все никак не отпускал мой ботинок.
Конечно, тратить на него такие экзотические боеприпасы было излишне экстравагантно. С другой стороны, когда Костя что-то экономил? Если бы Костя экономил, он мог бы в принципе не работать лет десять, начиная с сегодняшнего утра.
Но вернемся к нашим ходячим упырям.
Побитый, но недобитый сержант милиции вдруг повел себя наперекор всем зомби-канонам. Вместо того, чтобы продолжать с упорством морской волны добиваться благорасположенности моей ноги, он вдруг каким-то странным полугалопом, на четвереньках, бросился наутек. И тут мы с Костей вдруг поняли, что это никакой не зомби, а…
— Это снорк, итить его двести! Ты когда-нибудь такого снорка видел?
— Я? Я — нет! Это что-то новое! Какой-то, мля, оборотень в погонах!
— Даже я таких никогда не видел. Хотя казалось бы, — вдруг послышалось у нас за спиной.
Мы с Костей обернулись.
Это был Борхес — живой, невредимый и чудовищно грязный. Два голубых глаза аквамаринами сияли на его измазанном илом лице. Глубокая царапина алела на его подбородке, а рукав комбинезона был полностью оторван.
— Теперь я понимаю, — продолжал Борхес, — с какого бодуна военные затеяли всю эту шнягу с уничтожением Затона. Мне говорили, что, мол, тут вывелась какая-то новая порода мутантов, которая, в отличие от других, может запросто выбираться за Периметр и счастливо сплавляться по рекам вниз. И ничего им, сукам, за Периметром не делается! Не разлазятся они в кашу и активности не теряют. Короче, вот они какие — эти твари.
До погреба, где планировалась ночевка, добрались без происшествий.
А придя на место, долго и тщательно мылись, сушились, стерилизовали раны. Мало ли что эти бодрые утопленнички могут в организм занести! Может, они перед смертью брюшным тифом болели?
Перед сном выпили по сто. Не боюсь показаться трусом, но меня до самой полуночи колотило от адреналина и дурных предчувствий.
Как показал следующий день, колотило не зря.
Глава 4. Четыре бандита и один огнемет
Deal with the hate inside
That causes you the pain inside
That turns into the rage inside
That makes you feel like death inside
«1000 Points of Hate», Anthrax
Серело. Низкие свинцовые облака нависали над нами бесконечным карнизом. На солнце не было и намека.
Серо было сверху. Серо было снизу.
И только коричнево-желтые камыши вносили в это торжество серости ноту колористического разнообразия.
Мы встали до рассвета и, на скорую руку позавтракав, двинулись к цели.
Борхес вел нас к Подстанции весьма и весьма причудливым маршрутом. Настолько причудливым, что удаление гланд через анус на фоне его маневров показалось бы образцом целесообразности.
«Но почему так?», «Какого черта сюда?», «А здесь-то какой смысл закладывать этот чудовищный крюк?» — все эти вопросы вертелись у меня на языке. И лишь сверхчеловеческим усилием воли я не давал им с языка сорваться.
Я знал: коль нанял профессионального сталкера-проводника — зашей себе рот и терпи. Иначе зачем нанимал?
Уж сколько я чайников по Зоне протащил! Сколько туристов! Мне ли не знать, как раздражают эти бесконечные: «А вот по карте видно, что здесь можно пройти напрямик! И детектор аномалий ничего опасного не видит! Зачем же вы ведете нас по этой вонючей ледяной канаве? Самоутверждаетесь, да?!»
В общем, я помалкивал.
Молчал и Костя.
Впрочем, Костя всегда по утрам молчит. Потому что по утрам большая часть его личности находится в спящем состоянии, даже когда тело делает вид, будто бодрствует.
Итак, шли мы на Подстанцию самым экзотическим из возможных маршрутов. А потому, хотя по карте до этого примечательного и опасного места было не так чтобы далеко, я уже понял, что дойти за один световой день у нас вряд ли получится.
Проводником Борхес был старательным. Ни шага без гайки. Он столь тщательно обследовал наш маршрут на предмет аномалий, что я даже испугался, как бы наш общий запас гаек не закончился.
Шутка ли! Вот выйдут все гайки с болтами — и на обратном пути нам придется нащупывать безопасную тропу, швыряя перед собой патроны (тоже ведь в принципе вариант).
А там и до хабара дойдет…
Мы — Борхес первым, потом Костя и я замыкающим — проходили как раз мимо затонувшего рейдового катера «Пожарник» с двумя мощными лафетами гидрантов на борту, когда на тропе перед нами… возникли четверо!
Я машинально бросил взгляд на часы. Будь полдень — я бы не удивился. Обеденное время — тем паче. Но чтобы в такую рань!
Все четверо незнакомцев были мужчинами крепкого телосложения, одетыми разномастно: кто в куртку с капюшоном, кто в черный плащ, кто в камуфляжку.
Вооружены они тоже были кто чем, но всё их вооружение смотрело прямехонько на нас.
«А ведь могут быть еще сидящие в засаде снайперы», — печально вздохнул я.
— Эй вы, трое, стволы на землю! — потребовал самый крепкий из четверки.
Обращался он, конечно же, к нам.
Мы медлили. Я смотрел вперед через плечо Кости, Костя — через плечо Борхеса.
Я не столько даже видел, сколько чувствовал, что Костя готовится одной рукой сорвать с пояса гранату, другой — выхватить пистолет из кобуры.
— Константин, не надо дергаться, — очень тихо сказал я. — Сколько их на самом деле — мы не знаем.
Агрессивные незнакомцы медленно двинулись к нам (продолжая держать нас на прицеле, разумеется), и я смог рассмотреть их получше.
«Определенно бандиты, — заключил я. — Но вооружены по высшему разряду. На кого-то охотятся. Или на что-то».
Блондин в потертом камуфле и высоких, почти до колена, американских шнурованных ботинках был в этой группе, конечно же, предводителем. В его руках чванился автомат АС «Вал». Лицо предводителя было неумным и отекшим, рот — гнилозубым.
— Стволы на землю, — снова потребовал предводитель. — Третий раз повторять не буду. Меня зовут Коча.
«Коча! Словно бы это что-то объясняет!» — подумал я.
Никогда ни о каком Коче мне слыхать не приходилось. И слава Богу, ага?
Медленно, плавно Борхес обернулся к нам с Константином и посмотрел на нас побудительно.
— Я бы послушался, ребята, — сказал он. — Лично я зарубаться с ними не готов.
С этими словами Борхес сбросил на землю свой автомат.