Из дневника министра народного просвещения и пропаганды Й. Геббельса:
«1 мая 1941. Четверг.
Вчера: … ТАСС опубликовал коммюнике о высадке немецких войск в Финляндии. Мы его игнорируем. Итак, это уже удалось разгадать, и все мероприятия по маскировке, как я и опасался, не принесли эффекта. Тотчас грандиозная сенсация для прессы всего мира. Но это не так уж и плохо. Ведь вскоре все это начнется. Всеобщее беспокойство мировой прессы усиливается. Это активно обсуждается и строятся догадки. Также и в нашем народе распространяются грандиозные слухи. В Лондоне не имеют ни малейшего понятия о том, что будет»3.
Говоря о том, что «вскоре все это начнется», Геббельс имел в виду начало операции «Барбаросса». Однако, о дате вторжения в Советский Союз ему стало известно много позже, что связано как с соображениями безопасности, так и с отсутствием окончательного решения в части сроков нападения. Впервые о грядущей военной акции против СССР Геббельс упоминает в записях от 29 марта 1941 г.
Военные приготовления Германия к войне с СССР отслеживались, в том числе и через источники Разведупра в немецких посольствах в Токио, Бухаресте и Москве.
Немецкий посол в Советском Союзе Фридрих Вернер граф фон фон дер Шуленбург4 делал все, что было в его силах, чтобы не допустить войны между Германией и СССР. Из протокола допроса немецкого военного деятеля, разведчика, ученого генерал-майора О. фон Нидермайера от 28 августа 1945 г. (Москва):
«В начале 1941 года Верховным главнокомандованием вооруженных сил я, как специалист, был откомандирован в Японию. Мне была поставлена задача: прочесть лекции по военной политике, военной географии и, в частности, об СССР для немецких военных атташе в Японии и офицеров японского Генштаба. … В Японии я пробыл всего две недели. Но обратном пути я находился в посольстве в Москве несколько дней. В беседах с Шуленбургом мы много говорили об отношении к России. Шуленбург и я являлись сторонниками политики дружбы по отношению к СССР и высказывали опасения для Германии, если эта политика изменится. Шуленбург, очевидно, знал о готовящемся нападении Германии на СССР потому, что поручил мне использовать мои связи в Генштабе, доказать опасность для Германии изменения политики по отношению к СССР. Это поручение Шуленбурга я обещался выполнить»5.
13 апреля 1941 года в Москве был подписан Пакт о нейтралитете между Союзом Советских Социалистических Республик и Японией. Для проводов министра иностранных дел Японии Ё. Мацуоки И.В. Сталин и В.М. Молотов лично прибыли на Ярославский вокзал. Они приветствовали находившихся на перроне дипломатических представителей, а увидев среди провожающих Шуленбурга и Кребса6, Сталин выказал им знаки особого внимания. Вечером 13 апреля под грифом «Срочно! Секретно! Имперскому министру иностранных дел лично!» Шуленбург телеграммой сообщил Берлин:
«Отбытие Мацуоку задержалось на час, а затем имела место необычная церемония. Явно неожиданно как для японцев, так и для русских вдруг появились Сталин и Молотов и в подчеркнуто дружеской манере приветствовали Мацуоку и японцев, которые там присутствовали, и пожелали им приятного путешествия. Затем Сталин громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны теперь всё для этого сделать!» Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности немецкого военного атташе полковнику Кребсу и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: «Мы останемся друзьями с Вами в любом случае». Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом»7.
Считать, что заключением пакта о нейтралитете Советский Союз освободился от угрозы с Востока, было бы легкомысленно. В любой момент Япония могла его разорвать, посчитав выгодным для себя напасть на СССР, что она и собиралась сделать, в случае поражения Советского Союза. Однако пакт давал некую свободу маневра и дополнительные аргументы в диалоге с Германией. Скорее всего, поведение Сталина на Ярославском вокзале свидетельствовало о возможности отхода руководства СССР от довольно жесткого курса в отношении Германии, продемонстрированного весной 1941 года. Этот курс заключался, прежде всего, в попытках противодействовать присоединению Болгарии к Тройственному пакту и введению в эту страну германских войск, а также в подписании с Югославией 5 апреля 1941 г. договора о дружбе и ненападении буквально накануне вторжении вермахта на нее территорию — в ночь на 6-е апреля.