– Так вот, – продолжал Иваныч, – это наш опущенный и дырявый петух, к нему любому арестанту запрещено подходить, запрещено прикасаться, запрещено получать от него какие-нибудь вещи, продукты, а главное – с ним «западло23» сидеть за одним столом.
– Ну ты, Маруся, – окликнул сидящего на коленях маленький арестант, забравшись на свои нары, – давай-ка убери дальняк, а потом полы помой в хате, чтобы насухо всё было сделано.
– Да, сейчас сделаю, – ответил арестант, вставая с колен и сгибаясь в туловище в форме буквы Г.
Чуть позже Беридзе был представлен своим сокамерникам, которые не проявили особого интереса к его личности, разве что предложили ему поесть вместе с ними хлеба с колбасой и сыром, но Беридзе отказался.
Спустя час после того как полы были помыты, а туалет почищен, Марусе разрешили занять своё место у дальняка и привести себя в порядок.
К этому моменту камера начала жить своей обычной жизнью, тем более ужин уже всем раздали, и до отбоя оставались считаные минуты. Баланда в этот день была более или менее на вкус приятная, и Беридзе её съел, приятным бонусом было есть её с колбасой, которую ему также дали сокамерники.
– Так, Беридзе, тебе сколько на общение с матерью нужно будет? – спросил Иваныч.
– Ну минут 20, думаю.
– Какой 20, у нас всего после отбоя 1 час на общение с родными, потом пацаны работать начинают. Тебе 3 минуты даём как новичку, тебе ясно?
– Да, ясно.
Через час Беридзе получил в руки телефон и начал с замиранием сердца набирать цифры на память. Телефоны арестанты получали через «дороги» – систему верёвочной связи, опоясывающую тыльную сторону блока изолятора П-1. Дырки в окнах были маленькие, и сквозь них арестанты просовывали верёвки, к которым и крепили те самые малявы24, связывающие хаты арестантской почтой. И на весь блок П-1 было несколько телефонов, которые хранились в потайных местах, про которые уважающие себя арестанты вслух не говорили, ну а если разговор и заходил за телефон, то за его аренду администрации щедро выплачивалась ежемесячная подать или оброк, смотря где и как говорили.
У каждой камеры был ровно час на то, чтобы все успели позвонить родным, близким и услышать их голос. При этом вновь прибывшим арестантам предлагалось организовать грев, пополнив счёт номера или забросив денег в общак на карту смотрящего или его близких друзей на воле. Набрав номер матери, Беридзе с замиранием сердца выдавил из себя:
– Мама, это я, Георгий, у меня всё хорошо, – начал Георгий, сев на скамью и крепко сжав телефон правой рукой.
– Что? Как ты звонишь, тебя что выпустили? – дрожащий голос от волнения прокричал в трубку
– Нет, не выпустили и не выпустят. В общем, нормально всё. Вы адвоката видели?
– Да, видели, оплатили ему вознаграждение, он сказал, что срок будет большой. Ты действительно торговал наркотиками?
– Да, – еле сдерживая слёзы и давя в себе злобу на самого же себя, ответил Беридзе.
– Ну как так, сынок? Ну что тебе не хватало, всё же было!!! Всё.
– Ладно, в общем, у меня просьба, этот номер запомни и положи на него завтра 2 000 руб. Я тебе буду периодически звонить. У меня тут нормальные условия, мне тут сказали, что ты уже можешь мне передачку принести. Я тебя очень люблю, извини меня, пожалуйста, отцу и брату передавай привет, – едва сдерживая слёзы и теряя самообладание, произнёс Беридзе, жадно глотая подступивший ком к горлу.
Комок к горлу подступил так сильно, что Георгий не смог его сглотнуть, и из глаз посыпались слёзы ручьём, Беридзе хотел продолжить диалог, но не смог и сам положил трубку. Закрыв глаза руками, он начал плакать, обхватив свою голову руками. Спустя короткое время ему стало чуть легче, он налил в стакан воды и выпил, сердце стало стучать чуть тише.
Беридзе наконец-то огляделся по сторонам и увидел множество совершенно не знакомых ему лиц, фигуры которых бегали туда-сюда. Это движение не прекращалось ни на минуту, кто-то стирал в тазе свои вещи, кто-то же, напротив, вешал сушиться на длинную верёвку свои только что отстиранные вещи, Маруся сидел лицом к стене на корточках, и на него больше никто не обращал внимание, пара мужчин выстроилась в очередь в туалет, а двое шнырей, которые готовили для местной братвы ужин, мыли посуду у раковины, что-то оживлённо обсуждая и перекидываясь парой фраз между собой. Оставшихся арестантов Беридзе не видел, большинство из них уже лежало на нарах.
Георгий тоже захотел лечь спать, так как день для него был очень насыщенным, на душе после того, как он услышал голос матери, стало как-то полегче.