Последняя, третья Тень не сбежала. Второй фазер заставил и её проявиться перед смертью. Так, замершие в оцепенении сотни людей и иномирцев хором выдохнули. Шум заполнил пространство. Всё произошло слишком быстро и одновременно слишком медленно. К марсианке, начавшей всеобщую панику, уже бежали офицеры оперативного звена. Последним своим действием Шурикова попыталась указать им на мистера Учёного, порывающегося скрыться в толпе, но сознание слишком быстро покинуло её.
Пять часов после прибытия на Звёздную Базу-46
Ада удручённо рассматривала белые стены своей палаты, которые послушно сжимались и расходились в стороны, являя ей безграничное пространство. Выйти наружу она уже не могла. Только оставаться на месте, побродить по палате или поговорить с Проктором. Но на этом её возможности заканчивались. Двери, ведущей из палаты, больше не было. Только раздражающее белое пространство и единственный живой подорожник, робко растущий из горшочка.
— Ты сама к этому стремилась. С самого момента смерти Рачка. Ты добилась своего! — поздравил он её с «успехом».
В ответ Шурикова кисло улыбнулась. Она пыталась выбраться из палаты уже целую вечность. Но стены просто сбегали от неё, отстраняясь всё дальше и дальше в бесконечность. Как бы далеко она ни бежала, Проктор и её койка оставались в двух шагах. Она пыталась сбежать в каждую из сторон. Безрезультатно. Она не уставала, не выдыхалась от бега, не чувствовала холода или тепла. Даже поверхность пола босыми ступнями не ощущала. Ничего этого не было. Один обман.
— Док, ты же голова, неужели ничего нельзя сделать? — поинтересовалась она, забираясь с ногами в койку.
— Разве нужно что-то делать? Ты сама сюда стремилась изо всех сил. Вот, наконец, преуспела. Радоваться надо, а не бегать, — в укор ей произнёс он, заставив призадуматься.
Если это была смерть, то она не доставляла сильного дискомфорта. Почему бы не смириться и не успокоиться? Заметив, как она притихла, Проктор тоже заметно успокоился и присел рядом.
— Мне кажется, что я хотела жить. У меня была причина, — задумчиво пробормотала она, теребя пальцем листья подорожника. — Только вспомнить не могу.
— Если не можешь, значит, не такая важная причина, — парировал он.
Она попыталась вспомнить, чтобы хоть на что-то можно было поспорить. Но пока что вспоминался только звездолёт. Серо-стальные с синевой стены вместо привычной белизны, но что с того? Она отбросила эти картинки и попыталась снова напрячь память.
В голове отпечатались новые образы серо-платиновых стен, контрастно окантованных красными перемычками, создающие эффект ретро футуризма и огромный отсек-сад. Шея почти вспомнила тяжесть длинного шнурка с бусинами. Но снова без каких-то связующих звеньев. Вроде бы тоже звездолёт или какая-то станция?
Она удручённо выдохнула и вспомнила тёмное помещение, заполненное серверами, множество жутковатых алых лампочек и огромное пугающее яйцо, тоже подсвечивающееся красным. Внутри яйца было что-то… кто-то. Совсем непохожее ни на что из ранее увиденного. Она что-то там оставила. Что-то важное. Кого-то важного? Но зачем? Отчего фрагменты памяти шли так неохотно, почему она могла вспомнить лишь окружающие её стены? Почему воспоминания сейчас будто накрыты тенью?
Она подняла взгляд на доктора, тот сверкнул черными до самых склер глазами и улыбнулся. Только сейчас Шурикова поняла, что глаза у людей не должны быть чёрными. Это неправильно.
— Не стоит, Фогт, — предупреждающе поднял он руку.
— Выпусти меня! — потребовала она, сползая с капсулы-койки. — Я хочу назад. Я потом как-нибудь умру, в другой раз.
— Сколько же с тобой проблем! — покачал он головой.
Капсула койка исчезла. Положение тела сменилось на полулежачее. Руки, ноги и шею держали в одном положении крепкие ремни, до боли плотно к креслу, похожему на стоматологическое. Белизна стен изменилась. Теперь это была не палата на корабле Джима. Краем глаза Ада увидела то самое сверло и почувствовала, что щёку неприятно стягивает засохшая кровь. Голова раскалывалась невыносимой болью, словно в ней просверлили дыры. Она закричала. Пыталась вырваться с кресла. Прочь. Подальше. Не допустить продолжения. Вырваться, даже если придётся оставить часть себя в кандалах. Сбежать. Любой ценой.
К ней подступила фигура. Она сама. Ада Шурикова с чёрными глазами. И с пыточным устройством в руках.
— Неужели ты думала, что смогла бы сбежать? — улыбнулась она краем губ.
— Это неправда! Нет! Неправда! Я вырвалась! Я выбралась! — кричала она, не в силах заглушить отвратительный свист сверла.