Она сделала шаг вперёд. К лестнице, ведущей в дом. К боли, ждущей её за дверями, которые она всё не решалась открыть. Она давно знала, что встретит за теми дверями. Так давно знала. И потому не решалась.
Лэндри закашлялась. Видимо, вкус ранее не отведанного чувства встал ей поперёк горла. Не так приятно и привычно, как страх. Но раз сама хотела испробовать неповторимый вкус, то приятного аппетита. Добро пожаловать во внутренний мир, в котором нет страха. Больше нет. Его давно выжгло до пустоты.
— Не нравится? — поинтересовалась Ада вслух, концентрируя своё внимание только на командоре.
Впрочем, марионетки не торопились нападать на неё. Она казалась безоружной. Простой для поглощения жертвой. Маленькой беспомощной девочкой. Но эта девочка родилась на Марсе!
— Как тебе новый вкус для освоения? А я подскажу, что это. Это скорбь. Наслаждайся. У меня её много!
«Признайся себе по-настоящему. Что грызёт тебя снова и снова, начиная с того дня? — мысленно обращалась она к Лэндри, но говорила уже не с ней. — Что не даёт покоя, пока ты не измучаешь своё тело тренировками и не уснёшь без сновидений? Ты выжила. Они умерли. В ужасе, в панике, в безысходном хаосе кровавой жатвы людоедов. Быть может, они пытались бежать. Но не смогли. Никто не может. Быть может, они не умерли в ту ночь. Всех людоеды не убивают! Кто-то ещё будет жить в качестве будущего скота на убой. Разве что отравится воздухом Марса, сойдёт с ума и пополнит число людоедов. Какая же участь постигла родителей? Ты даже не пыталась узнать. Ты бежала. Ушла в темпоральную разведку, чтобы покинуть Марс раз и навсегда…»
Ещё один шаг вперёд. К дверям. Тяжело. Мучительно больно.
«Ты бросила своих родителей умирать. Ушла в первый раз. Потом снова ушла. Бросила всех. Бросила всё. Отвернулась от своего маленького мира. Ты виновата!» — эти мысли всегда были рядом.
Они всегда поджидали её за дверями. Вина и скорбь. Чудовищное, беспощадное чувство вины. Выжигающая всё изнутри скорбь. Во многом лишённые смысла. Она прятала их глубоко в себе, надеялась, что время сотрёт их. Но боль не утихла. И сейчас, каким бы неверным выбранный путь ни был, они пригодились. Они опустошили Аду настолько, что даже самому примитивному страху за собственную жизнь не осталось места. Лэндри не за что было зацепиться. Вкус боли заставлял её кашлять и терять контроль. Марионетки начали расползаться. Марсианка видела их краем глаза. Ещё не свободные, но уже проявляющие крохи собственной воли.
«Они искали тебя. Думали, что ты где-то среди жителей поселения. Они искали тебя, не зная о побеге, и поэтому не смогли сбежать сами! — продолжала Ада, вынимая из самой тёмной части себя обвинения. — Из-за тебя их настигли. Из-за тебя уволокли из дома и разделили. Из-за тебя… убили и сожрали!»
Она толкнула дверь и оказалась под слепящим светом звездолёта класса «Конституция». В реальности до командора осталось всего два шага. Её броня дала трещину. Чёрные глаза то и дело теряли свой непроницаемый цвет. Или местные жители не испытывали подобных чувств, или забыли запрограммировать своё оружие защищать себя от отдачи.
Ком в горле становился невыносимым. Она снова чувствовала их присутствие. Все встреченные ею на корабле Джима близкие вновь стояли за её спиной. И ближе всех была Раечка. Бедный замученный вечный ребёнок, которого она не спасла. Ада почти ощущала, как та тянется к ней, и едва сдерживала слёзы. И на этот раз признание едва не разрывало на части её саму.
Она ничего не говорила и не думала. Она погрузилась в этот невыносимый мрак одиночества и сделала последние два шага. Лэндри вцепилась в её плечи, будто пыталась попросить защиты. Защиты от того, что расшатывает изнутри и выжигает всё.
Тот самый день. Маленькая разведка на ближайшем планетоиде. Отбытие всего на пару часов. Тишина на всех частотах, когда летели назад. Возвращение в ужасе с самыми худшими предположениями. И реальность… превзошедшая всё. Множество мёртвых тел на некогда белоснежном полу корабля. Так много, что поначалу не различить лица. Все оттенки разрывающего на части облака чувств. С каждым страшным открытием она словно сама умирала рядом с ними. Снова и снова от тех же ран, от той же боли. Мечтала лежать рядом с ними мёртвой, обладая честью разделить с друзьями последние мгновения. Не смотреть на их неподвижные тела и выгорать изнутри, пока не останется ничего.
Сначала кое-что нашлось. Ярость. Гнев. Желание рвать на части тех, кто это сотворил. Чего бы это ни стоило. Но получив удовлетворение, чувства обратились пеплом. Пока ещё что-то внутри горело, она пыталась сделать их смерти не напрасными. Однако это было лишь вопросом времени. Осталась Пустота. Пустота, сотканная из боли.