Есть ли смысл вообще думать о будущем? О перспективах? О её возможностях, если за спиной всегда будут либо её умершие близкие, либо этот вечный вопрос. И если она попытается забыть, то забудет ли мир? Тот самый взгляд Жака Люмьера она прекрасно помнила, когда он понял, на что она на самом деле способна. Страх. Отвращение. Они будут всюду. Одно странно — что-то капитан отстаёт от остальных землян, ещё и близко так к себе подпускает.
— Сколько во мне осталось человеческого? А что, если я такой же монстр, ведь глаза у меня тоже синие…
Последнее она вроде бы даже вслух не произнесла, а только подумала. Пока она говорила, ПИП наконец полностью погас и отстегнулся от руки. Капитан незамедлительно отправил его в какую-то нишу под столом, откуда даже самый ушлый Скайнет не смог бы их подслушивать. Освободившуюся руку он взял в свою, скрестив их мизинцы, словно в священной детской клятве.
— Мы с тобой из тех людей, что живут достаточно долго, чтобы выстроить за спиной легионы друзей, товарищей и подчинённых, которых мы пережили, — он говорил так тихо, что уже в шаге от них ничего не было бы слышно. Вслушиваясь в каждое слово, Ада прижалась к капитану непозволительно близко. — Их тени всегда за спиной. Порой мне кажется, что я их почти слышу. Особенно в кошмарах. Крики, пытки, смерти и собственное бессилие, от которого хочется зубами скрипеть. Не думай, что ты единственная живёшь с грузом смерти самого дорогого человека. Не стану врать, что с этим можно справиться раз и навсегда. Но можно справляться. Каждый день. Держаться мысли, что было сделано всё, что можно. Что другого пути просто не было. Держаться плана.
Некстати вспомнились собственные слова. Очень уж давно она не строила планов. С ними было проще. Строго следовать, пока цель не будет достигнута. Затем составить следующий план. И так до бесконечности. Простые или сложные. С ними легче.
— Значит, они навсегда остаются с нами? — так же тихо спросила она.
— Навсегда. Лучше не спрашивай, сколько теней я собрал, — он печально улыбнулся одним уголком губ. — Искренне желаю тебе не сравниваться со мной в счёте, когда…
— Доживу до твоих лет? — фыркнула она, закатывая глаза. В голову пришла озорная мысль чуть подразнить его: — Не стоит напрашиваться на комплименты таким обходным способом, капитан Лорка, я ведь начну их раздаривать!
Он рассмеялся, она тоже улыбнулась, чувствуя, как по щеке скатывается слеза. Ладонь в тот же момент попала в плен рук капитана. В горле отчего-то пересохло, а чуть успокоившееся сердце вновь начало колотиться с сумасшедшей скоростью.
— Ты справишься со всем, — уверенно сказал Лорка, пристально глядя на неё. От его убеждённости даже самой захотелось верить в себя.
— Откуда… — слова вдруг перестали вязаться друг с другом, — откуда ты…
— Мы с тобой одного покроя. Главное, никогда не обвиняй себя в скотстве происходящего. Это сделают за тебя все остальные. У них найдётся достаточно слов, чтобы осквернить тебя и очернить всё хорошее, что ты сделала, — от слов по коже пошли мурашки. Он верил в то, что говорил. Трудно было даже понять, о ней он говорит или о себе. — Всегда будь на своей стороне. Или на моей.
Серьёзный разговор всё больше норовил перейти в область флирта и поддразнивания. В той мере, в какой она уже была знакома им обоим и вполне комфортна. Даже в простых словах открывать личное оказалось тяжеловато.
— Я хочу видеть рядом с собой такого же человека, как я, — плен ладоней капитана стал обретать совсем иной смысл, вызывая совсем не те реакции тела, которые были уместны при таком близком контакте. — Насколько я могу судить, кое-какие желания внутри всё ещё остались. Совсем без них пульс был бы ровным.
— Боюсь разочаровывать, — осторожно высвободила она свою руку, чтобы ещё больше не выдавать себя, — но это лишь физиология.
— Неужели?! — удивление капитана выглядело почти искренним, если бы не знакомые насмешливые искорки в глазах. Он прекрасно знал, какой отклик вызывает.
— Реакция тела на долгое отсутствие близости с мужчиной.
***
В лазарете пришлось стерпеть немало кривых взглядов доктора Уолтера Скотта, присматривающего за ней с её появления на гауптвахте. Синяки на шее и отёк трахеи, из-за которого она едва не задохнулась, вынуждали придумать правдоподобное объяснение. С трудом, но Ада свалила вину на артефакт и последующий эмоциональный откат. Залечивать чёрно-лиловые гематомы на шее она отказалась, выбрав форму с высоким воротом. Что удивительно, один взгляд на эту «капитанскую роспись» прогонял даже эхо от голосов близких. Напоминал обо всём сказанном в капитанской каюте и на тренировочной площадке.