«Жаспер регрессирует в историческом движении, потому что направляет реальное движение праксиса в абстрактную субъективность, единственной целью которой является достижение определенного глубоко личного качества».
Своим присутствием философия преобразует структуры знания. «Господствующими идеями являются идеи господствующего класса», — говорит Маркс. «Он прав», — считает Сартр, используя его пример, чтобы показать, как общество, в котором сформировался Маркс, отторгало его. Даже если бы этому обществу прочитали Маркса, оно не поняло бы то, что должно было понять, а именно: установить связь между теорией и практикой. По мнению Маркса, эта связь устанавливается тогда, когда рабочий класс обретает самосознание: «Это обретение сознания (поднимающегося класса) действует на расстоянии на интеллигенцию и путает мысли в их умах». Требовалось время, чтобы человек, поколение которого хотело знать свое место в реальной жизни, обрел конкретную форму эксплуатируемого рабочего, который производит условия жизни.
Почему экзистенциализм не растворился в марксизме? Почему он смог жить дальше и развиваться? Сартр опровергает объяснение Лукача, согласно которому интеллигенция как прослойка буржуазии, вынужденная отказаться от метода идеализма, не сделала нужный шаг к материализму, а изобрела третий путь: экзистенциализм. Объяснение Сартра иное. Марксизм остановился, это факт. Коммунистические лидеры испугались, что свободное владение правдой и мыслью ослабит идеологическую борьбу. Они решили подчинить исследования объективной реальности политике, что привело к фетишизму. Планирование навязывалось вопреки реальности: хотели построить метро в Будапеште, где не было соответствующих природных условий…
Марксизм стал идеализмом. Понятие о событии формировалось прежде чем его изучат. Всему имеется объяснение априори. Такая болезнь поразила не только коммунистов, но и всех симпатизирующих или близких им. У Маркса, напротив, никогда не было идей априори. Он всегда ценил процесс как «частные суммы», которые собирался изучить. Каждому событию Маркс дает, кроме его частного значения, разоблачающую роль. Ибо принцип, которым руководствуется исследование, — это искать синтетическую совокупность. Любой только что установленный факт рассматривается и оценивается как часть единого целого. Именно на основе факта, путем гипотез определяется совокупность, внутри которой он найдет свое место. У современных марксистов больше нет такого отношения к факту. Принцип «искать все через его части» они заменили принципом «удалить частное». Таким образом социальный и исторический опыт выпадает из области Знания.
Американские исследователи считают, что наука работает лишь с фактами, не стремясь упорядочить их и включить в совокупность. У марксистов же наоборот. Появляется идея организации Знания — в этом есть смысл, но нет фактов. Такой склероз не соответствует естественному старению философии. Марксизм остается философией нашего времени, он не завершен. Функцией экзистенциализма является обеспечение конкретного синтеза на основе имеющегося опыта, о чем полностью забывает коммунизм.
II. Проблема посредничества и вспомогательных дисциплин
Сартр объясняет, почему он не просто марксист. Так, если он согласен с Энгельсом и Гароди и тем, что марксизм является единственным учением, способным дать определение и место мысли, то именно это утверждение, которое удовлетворяет марксистов (уже в этом они видят знание), не кажется ему достаточно определенным. В качестве примера он берет упрощение некоторой части критики Герена, относящейся к Французской революции. Объяснение через определение, которое заключается в классовой принадлежности той или иной группы, не вносит ясности в некоторые поступки, причины которых лежат в характере того или иного действующего лица или группы лиц.
«Почему мы реагируем отрицательно на блестящие и неверные доказательства Герена? Потому что конкретный марксизм должен изучать самих людей, а не растворять их в емкости с серной кислотой»,
И далее:
«Марксистский формализм — это предприятие по уничтожению, Его метод отождествляется с Террором из-за однозначного отказа дифференцировать, его цель — полная ассимиляция при помощи минимальных усилий. Речь идет не о том, чтобы осуществить интеграцию разного как такового, сохраняя его относительную автономию, а чтобы его уничтожить: так, вечное движение к идентификации иллюстрирует унифицирующую практику бюрократов»,
Для мыслящего человека, порвавшего с диалектическим методом, люди, их объективации и работа, наконец, человеческие отношения — это и есть самое конкретное, потому что они помещаются в свои уже известные социальные определения. В том обществе, которое мы знаем, любой новый факт (человек, действие, произведение) появляется как бы уже на своем месте. Прогресс мысли заключается в освещении самых глубинных структур своеобразием рассматриваемого факта, чтобы взамен быть в состоянии определить эту самобытность основными структурами. Существует двойное движение. Но марксисты не делают это движение. Они довольствуются наклейкой этикеток на происходящее: «идеалистическое», «империалистическое», «капиталистическое», не выявляя своеобразия того или иного произведения или книги. Отсюда постоянная фетишизация. Ленивый марксизм складывает все во все.
Примечание о методе Анри Лефевра
Далее Сартр отсылает к методу Анри Лефевра, который представляется ему «простым и безупречным для интеграции социологии и истории в перспективу материалистической диалектики». Сартр считает важным процитировать длинный отрывок, которым впоследствии подкрепляет весь свой метод. Лефевр в своих Перспективах сельской социологии (Социологические тетради, 1953) сначала рассматривает действительность как горизонтальное построение. Речь идет о группе людей, обладающих техникой и определенной сельскохозяйственной продуктивностью, состоящих в связи с этой техникой, с социальной структурой, которую она определяет, и эта структура в свою очередь обусловливает технику. Эта группа также определяется национальным и мировым окружением, что дает массу аспектов, которые должны быть описаны (семья, жилище, религия…). Но такую горизонтальную структуру необходимо наложить на перспективу вертикального или исторического построения. Оба построения действуют одно на другое. Автор замечает, например, что заселение деревень в Соединенных Штатах осуществлялось из городов. А это влечет за собой многочисленные последствия (технические, идеологические и т. д.).
Чтобы изучить построение подробнее и не потеряться в нем, Лефевр предлагает метод, включающий несколько моментов:
а) описательный (наблюдение, но с использованием опыта и общей теории);
б) аналитико-регрессивный (анализ действительности и попытка точно связать ее со временем);
в) историко-генетический (попытка обнаружить настоящее, но истолкованное и понятое).
Сартр считает, что этот метод может быть использован во всех областях антропологии: «Только она выделяет своеобразие факта, позволяя делать сравнения».
Возвращение к умозаключению
Сартр возвращается к своему умозаключению, опираясь на пример Флобера. Он рассматривает детство последнего и делает вывод, что, по сравнению с детством Бодлера, этот период в жизни Флобера имел большее значение.
«Сегодняшние марксисты озабочены только взрослыми: читая их, создается впечатление, что мы рождаемся в том возрасте, когда зарабатываем свою первую получку».
Итак, дети живут в мире социальным опытом своих родителей. Факт вступления в семью следует за вами всю жизнь. Левин, интересующийся лишь формой группы, как и основная часть американских социологов, не вносит свои структурные находки в историчность (возможно, это связано с относительно короткой историей Соединенных Штатов). По мнению Левина, «социолог не имеет места, а если и имеет, то будет достаточно определенных мер предосторожности, чтобы его с этого места переместить», Фактически же это неверно: у социолога иной статус, нежели у члена развивающейся группы.