— И расскажи про меня, дурацкую обезьяну-человека, — заговорил Рэй-Шуа, — расскажи, что меня выдрессировали писать книги и я сдуру потерял на это каторжное дело уйму времени. И вот я реву, потому что мне жаль напрасных трудов, очень жаль…
Чукка подошла к печке и энергично начала подогревать обед и кофе.
Хорт медленно приходил в себя.
Наоми взялась за свои чемоданы, чтобы скорей утешить, отвлечь, успокоить потрясенного Хорта, которого стесняла к тому же новая рубашка и сбритая борода — все это было непривычно, неловко, вне обыкновения.
Впрочем, Рэй-Шуа и Чукка также были приодеты по-праздничному.
Вся эта внешняя сторона играла свою роль, но все делали вид, что все — обычно.
Потому что пришел час, когда вообще все становилось обычным.
— Мы настоящие дети, — объясняла Наоми, доставая вещи из чемодана, — мы должны это помнить каждую минуту. Здесь детская человечества. Здесь домик новорожденного мира. Здесь девичья гостинная весны. Поэтому я привезла, между прочим разных ребячьих игрушек и елочных украшений. Вот заводной, симпатичный медвежонок, он очень забавно барахтается и рявкает. Я дарю его знаменитому охотнику Рэй-Шуа. Пожалуйста.
— Чорт его дери, — радостно воскликнул Рэй-Шуа, схватив медвежонка зубами, будто кошка мышь, — как истинная обезьяна, я его пробую на зуб. Восхитительный подарок. Мерси. Целую. Это первый орден, высшая награда за мою охотничью страсть. Браво, Наоми. Хорт завидует моей гордости.
— Очень, — тихо улыбаясь, ответил Хорт, заметно успокоившийся.
— А вот заводная куколка-негритянка. Она танцует и поет детскую песенку.
Наоми завела куколку и поставила на пол.
Негритяночка, сверкая белизной белков и зубов, заплясала и запела:
— Эта негритяночка пусть будет дочерью Чукки, — заявила Наоми, — должна же быть дочь у Чукки. Мы назовем ее Ниа, в честь премьерши американских кино, нашей Ниа.
Восхищенная Чукка расцеловала Наоми и танцующую Ниа.
— Хорт, очередь за тобой получить подарок, — ликовала Наоми, заметив почти полное успокоение Хорта, — смотри: это Цунта — розовая птица с черно-золотистыми крылышками и бирюзовыми глазами. В ней имеется часовой механизм. Каждый час Цунта поет точное время, напоминая о его драгоценности и краткости.
— Цунта — это ты Наоми, птичка любимая, — бодрым, ясным голосом произнес Хорт, видимо взявший себя в руки.
— Цунту нужно повесить к потолку, за колечко, что у ней на спине, — объясняла обрадованная бодростью Хорта Наоми, — когда она поет, а поет дивно, изумительно-симпатично, она машет крылышками и открывает клюв, как живая. Ты, Хорт, устрой ее теперь же. Нельзя терять времени, потому что я завела Цунту по вашим часам, и через десять минут она будет петь о четырех часах вечера.
Хорт горячо расцеловал Наоми за подарок и принялся подвешивать птицу к потолку.
— Я не забыла привезти Диане ошейник зеленой кожи.
Наоми украсила Диану ошейником и достала к обеду всякие вкусные вещи.
Рэй-Шуа тем временем откупоривал ром и фруктовые консервы, поглядывая на сигары и табак.
Оживленно посвистывали птицы, перелетая по веткам, прилаженным к оконцам, украшенным кораллами рябины.
Диана сладко задремала у печки, около Чукки, в ожидании обеда, зеленея обновой.
Через десять минут дивно пропела Цунта о четырех часах вечера, помахивая крылышками под потолком.
Запахло обедом, ромом, духами, кофе.
Всюду на скамейках заблестели заграничные цветные журналы.
В углу, у дверей, заблестела куча жестяных банок разных консервов.
Обед начался.
— А ружье и охотничьи припасы, — заявила Наоми, — мы рассмотрим после обеда. Хорт, ты завтра же будешь учить меня ходить на лыжах и охотиться? Стрелять я умею.
— Непременно, завтра же, — поддерживал Хорт.
— У нас замечено шесть зимних медвежьих берлог, — предлагал жуя Рэй-Шуа, разливая ямайский ром с нескрываемым предвкушением, — поэтому, не теряя времени на радость Цунте, следовало бы начать охоту не с зайцев, а с симпатичных медведей.
— Ну что же, — всерьез соглашалась Наоми, — я готова начать охоту с медведей — тем интереснее. С вами мне ничуть не страшно, хотя я и вижу по шкурам, что северные медведи в десять раз больше австралийских, но все-таки медведи, все медведи мне очень симпатичны. Только бы мне суметь обойтись с лыжами.