— Да, я. Вот, пожалуйста, разрешение на съемку, — я говорил без опасений, потому что знал, что ничего не нарушил. Но мой водитель, который перевел ответ на фарси, при виде вооруженных военных начал заметно паниковать. В тот момент я впервые будто кожей почувствовал — этот человек мне не помощник.
— Почему вы снимаете полицейский участок? — продолжил офицер.
— Я не снимаю полицейский участок. Я вообще не знаю, где он находится. Я снимаю руины и пейзажи. Вот — посмотрите кадры, — я пытался максимально спокойно и уверенно отвечать.
Началась возня. Офицер куда-то звонил, что-то уточнял у моего водителя, снова звонил, смотрел кадры с дрона. Я тем временем укрылся от палящего солнца в машине водителя. После часа напряженных диалогов решил связаться с посольством Украины. Было воскресенье, но в Иране этот день не выходной, и в посольстве подняли трубку. Лично консул, выслушав ситуацию, дал уверенный ответ: «Если есть разрешение — все законно. Все должно быть хорошо». Но потом добавил: «Разве только они захотят поиграть в политику. Держите нас в курсе».
И буквально сразу после окончания разговора я увидел лицо своего водителя с выпученными и полными ужаса глазами.
— Это все, это конец! — обреченно заскулил он. — Офицер приказывает ехать в участок.
Тогда я даже ухмыльнулся, потому что еще не понимал причин его паники. Всю дорогу водитель дергался, ерзал, заламывал руки и причитал.
— О Аллах, что же теперь с нами будет, — он твердил эту мантру как заведенный.
— Послушай, — я старался говорить спокойно и воззвать к его здравому смыслу, — у меня есть разрешение на съемку дроном в Иране, я его официально оформил. Тем более что ничего запрещенного в кадрах нет — ты же видел. Запрещающих знаков не было. И ты же сам говорил мне, что здесь можно снимать.
— Я? Когда? Нет! Я такого не говорил, excuse me, не-е-ет!
Осознание того, что он потопит меня при первой же возможности, пришло молниеносно. Оставшись совершенно один, без союзников, даже без надежного переводчика, рассчитывать я мог только на себя.
В полицейском участке у меня сразу отобрали паспорт, но еще разрешали звонить в посольство. Консул долго бодался на фарси с копами и таки помог вернуть паспорт. Но все это оказалось лишь прелюдией, всего-навсего кругами вокруг жертвы, которые делает акула, перед тем как провести решающую атаку.
За почти семь часов, проведенных в полицейском участке, меня не слушали, не видели, не понимали и не хотели понимать. Я был пустым местом для цепных псов чиновничьей машины. Они постоянно кому-то звонили, лаяли на фарси, сновали туда-сюда, перекладывали какие-то бумаги. Чувство, когда от тебя ничего не зависит, вызывало скорее раздражение, чем страх.
— Вы же посмотрели дрон, там ничего нет, — в очередной раз обратился я к офицеру через водителя.
— Вы могли там все стереть, — отрезал тот. И добавил: — Мы передаем ваше дело в суд.
На этих словах водитель затрясся так, что стал похож на эпилептика в самый разгар приступа.
— Мы должны явиться завтра в 7:30 утра в суд города Ардакан, — перевел он гробовым голосом, будто уже стоял одной ногой в могиле.
Его страх начал передаваться мне, и все больших усилий стоило держать себя в руках. До последнего не хотелось верить, что все настолько серьезно. Возвращенный паспорт немного грел душу, и мыслями я уже практически выезжал дальше по маршруту кругосветки.
Боже, скорее бы все это закончилось!
На следующее утро в 7:15 по местному времени, уставший и вымотанный после бессонной ночи, встревоженный и полный сомнений, я приехал к зданию суда. Водитель, бледный, словно полотно, припарковался прямо напротив входа в обычное правительственное учреждение, каких много у нас на родине. Небольшая аллея с высаженными деревцами, вокруг — железный кованый забор. Похоже, мы были первые посетители в тот день.
Пока не приехал судья, у нас было время перекусить. Минуты тянулись, как сутки. Я много и судорожно думал, предчувствие беды ворочалось, перекатывалось в районе грудной клетки. Но если произнести опасения вслух, казалось, страх станет материальным. Достаточно было того, что водитель паниковал за нас двоих, я же предпочитал молчать.
На телефоне высветилось очередное сообщение. Снова какой-то рекламный спам. Раньше это меня раздражало, но в тот момент смартфон был словно тонкой ниточкой связи с моим миром. Тем привычным миром, которому не плевать на мою жизнь и который сейчас так далеко, словно в другой реальности.
«Хорошо, что не пожалел пятьдесят долларов на иранскую симку и зарядил ночью телефон на 100 %», — подумалось мне, и в этот момент нас окликнули охранники у суда.