Плюх подошел, с отвращением разглядывая банку, осторожно вытащил ее.
– Эээ... спасибо, банка. – Он поморщился. – Все еще странно это говорить... банке.
Копейкин устало потер глаза:
– Видишь, Печень? Твоя любовь... полезна. Иногда. Назови ее Нямкой. Смирись. Теперь она наш... питомец. Или проклятье. Или и то, и другое.
Печенька без сил кивнул, глядя на липкую, но торжествующую Нямку.
* * *
Дальнейший путь вглубь Проклятого Леса стал проверкой на прочность. Лес не просто наблюдал – он атаковал.
**Деревья-Хвататели:**
Казалось бы, обычное дерево. Но стоило Печеньке, погруженному в мысли о Нямке, пройти слишком близко, как гибкие, похожие на щупальца корни вырвались из земли и обвили его ноги и руки! Печенька завизжал. Его потащили к темному дуплу в стволе. Копейкин едва успел перерубить корни люком, как топором.
**Грибная Пыльца Забвения:**
Троица наткнулась на поляну, где воздух переливался радужными искорками. Красиво. Смертельно.
**Облако пыльцы (Ур. 30)!**
Копейкин, вдохнув, увидел, как на него с гиканьем несутся «Бритоголовые»... в розовых подгузниках и с крылышками! Он зарычал и замахнулся люком на галлюцинацию. Плюх видел горы золота, которые вдруг начинали взрываться фиолетовой жижей. Его спасли его же инстинкты – он швырнул «Вонючку» себе под ноги. Знакомый мерзкий запах перебил пыльцу, рассеяв видения.
**Топь Призрачных Отражений:**
Казалось, мелкий ручей. Но стоило ступить на зеркальную поверхность воды, как из нее стали вылезать искаженные, злобные двойники героев, пытаясь схватить и утащить вглубь. Герои на силу смогли обойти опасное место.
И вот, продираясь сквозь заросли гигантских крапивных папоротников (листья жгли даже через одежду, оставляя красные полосы), герои вышли на большую опушку. И замерли. Перед ними возвышались Руины Древнего Святилища. Полуразрушенные колонны, покрытые вековым мхом и черными лианами. Обвалившиеся каменные арки. Широкие ступени, ведущие к полукруглой площадке с массивным, треснувшим каменным алтарем. На алтаре – разбитая чаша из темного камня. Стены еще уцелевших частей святилища были покрыты полустертыми фресками, изображавшими фигуры в колпаках, падающие башни, смеющихся демонов и абстрактные символы хаоса. В центре площадки, на постаменте, стояла полуразрушенная
**статуя Дурака (или Шута)**
Кривоногая, с огромным колокольчиком на шее. А на голове у статуи... сиял «Колпак Дурака». Яркий, кричаще-разноцветный (красный, синий, желтый, зеленый – все полосками!), с бубенцами по краям и помпоном на макушке. Он выглядел нелепо, дешево и... невероятно мощно. От него исходило ощущение игривого, неконтролируемого хаоса.
– АРТЕФАКТ! – завопил Плюх, забыв про усталость и крапивные ожоги. Он рванул вперед. – Наш! Набор Шута! Колпак!
– Плюх, стой! Мне кажется это ловушка, как-то подозрительно быстро и легко мы его нашли – попытался остановить его Печенька, но было поздно. – Легенда говорила о хаосе... Это может быть опасно!
Плюх уже карабкался по статуе. Копейкин, прислонив люк к колонне, мрачно наблюдал.
– Что может пойти не так? – проворчал он. – У нас уже есть говорящая тушенка, которая лезет с ложкой в рот. Колпак – просто головной убор.
Плюх с трудом, но сдернул Колпак с каменной головы статуи. Бубенцы радостно зазвенели. Колпак был теплым на ощупь и словно слегка вибрировал.
– Огонь! – Плюх спрыгнул вниз, размахивая трофеем. – Кто первый? Печень? Ты наш экспериментатор!
– Нет! – отпрянул Печенька. – Я не хочу!
– «А змею похуй»! – Плюх сунул Колпак ему в руки. – Просто примерь! Посмотрим, что за хаос он творит! На секунду!
Печенька, поддавшись всеобщему ажиотажу (и давлению Плюха в купе с любопытством любопытством Копейкина, и даже ободряющему писку Нямки: «Примеряй, Печенька! Будешь красивый!»), с опаской надел Колпак Дурака на свою голову. Бубенцы звякнули.
***ДИНЬ-ДИНЬ!***
**Эффект (Случайный): "+1000% к Харизме на 1 минуту"!**
Печенька вдруг преобразился. Он выпрямился. Его обычная сутулость исчезла. Тонкие плечи расправились. Длинная борода внезапно заблестела, как шелк, и уложилась в изящную волну. Его бледное лицо засияло внутренним светом, глаза стали глубокими, томными, полными невыразимой мудрости и... непреодолимого обаяния. Он повернул голову – движение было плавным, грациозным, исполненным достоинства. Он улыбнулся – и это была улыбка, способная растопить ледники и покорить королевства.
– Я... – начал он, и его голос зазвучал бархатистым, завораживающим баритоном. – Я чувствую... Я прекрасен?