— Как встреча… с отцом?
— Даже не знаю, с какой ее части лучше начать, — натянутым голосом отзывается она.
— Опускай описание теплых объятий и подробности его жизни в последние четырнадцать лет. Зачем он вернулся?
— Болен, — с громким выдохом признается Милли.
— Жена бросила? — хмыкаю я, удивляясь тому, откуда во мне столько цинизма. А вдруг и вправду болен?
— Давно, — подтверждает подруга, — но причина не в этом. Думаю, он… умирает.
Я ведь должна посочувствовать, правда? Человеку свойственно сострадание, если он не черствый сухарь с полной атрофией эмпатии. Но после разговора с Милли по дороге домой в прошлую пятницу во мне упорно не желает просыпаться милосердие к ближнему.
Развод, женитьба на любовнице и раздел имущества. Этот поганец едва не снял с Милли и ее мамы последнюю рубашку, а теперь ищет хрупкое плечико, чтобы поплакаться?
— Думаешь? Или он сказал прямо, что умирает? — уточняю я, перед тем как высказать свою точку зрения.
— Уверена, что это так.
— Но сейчас-то он жив, — небрежно пожимаю плечами.
— Видела бы ты, на кого он похож. — Глаза Милли в доли секунды наполняются слезами, а хорошенькое лицо искажает печать вселенской скорби. — Я кое-что слышала о его заболевании. И то, что перерождение в рак — самая частая причина смерти.
То есть она планирует страдать заранее, даже не убедившись в том, что ситуация безнадежна?
И по кому?
Я тяну Милагрос в пустующий угол под лестницей. Убедившись, что там никого нет, достаю салфетки и берусь вытирать ее слезы, хлынувшие как вода из сломанного крана.
— Сама же мне говорила, сколько крови он выпил вам с мамой. Ты даже страдать толком не могла от того, что единственным чувством, которое он заслуживал, была ненависть. Это твои слова, Милли! — напоминаю я, моментально вспыхивая в праведном гневе. — А теперь что? Рыдаешь, будто теряешь по-настоящему близкого человека, а не донора спермы для твоей матери.
— Сэ-э-эм!
— Что-о?
— Может, это его последние месяцы или вообще недели? Что, если он хочет заслужить прощение и убедиться, что останутся люди, которые будут оплакивать его после смерти?
И все же мое черствое сердце вздрагивает. Но не от жалости к мистеру-как-там-его-не-помню, а от беспокойства за подругу.
— Какой смерти, Милли? Ты даже не знаешь, насколько все плохо на самом деле. В конце-то концов, он ушел от вас с мамой четырнадцать лет назад. Ты прошла через это. Скажи, что простила его и отпусти с миром.
— Отпустить с миром? Куда? Он отец, а не предавший в прошлом любовник! У нас общая кровь, понимаешь?
Громкий голос Милли привлекает внимание проходящих мимо студенток. Я машу рукой, натянуто улыбаюсь и хватаю подругу за плечи.
— Это просто слова. Нет никакой общей крови. Не факт, что у вас даже группа совпадает.
Милли быстро отступает назад, с силой оттряхнув мои руки, смотрит пылающим яростью взглядом и истошно кричит:
— Я могу потерять его навсегда! Хоть это ты понимаешь?! Ты даже представить не можешь, как это выбивает почву из-под ног! Понимание того, что близкого человека в один момент просто не будет! Нигде. Никогда. Он просто исчезнет, не оставив возможности хотя бы его ненавидеть!
Она перестает вырываться. Слезы прекращают стекать по щекам, когда Милли смотрит на мои бессильно повисшие в воздухе руки. Я отступаю в сторону, и она провожает меня испуганным взглядом.
— Нет, Милли, я могу себе это представить.
Мне и представлять ничего не нужно.
Тишина. Она понимает свою ошибку. Прикрывает ладонями искаженное ужасом лицо, затем опускает их и с сожалением смотрит на меня.
Мое сердце падает, рассыпаясь на осколки. Сколько раз оно может разбиться? Пока не остановится окончательно?
Быстро-быстро моргая, в попытке смахнуть непрошенную влагу с ресниц, я убегаю, оставив подругу в одиночестве.
— Сэм! — раздается за спиной.
Потом звуки исчезают: голова гудит тысячей взорвавшихся петард.
Алекс