Господи, что я делаю...
Сумка с грохотом падает на пол. Он на секунду отстраняется и смотрит так, словно пытается понять, не сошла ли я с ума.
Сошла. Но плевать! Да пошло оно все... Я не хочу думать об этом сейчас...
Протестующе тяну его за галстук и возвращаюсь к прерванному поцелую. Он отвечает так сладко, что я теряю остатки здравомыслия — слегка ослабив узел галстука, нетерпеливо стягиваю его через голову. Глаза Алекса кажутся непривычно темными. Я на секунду забываю, сколько холода может быть в их серебристо-синем оттенке.
Алекс ласкает пальцем мою нижнюю губу, слегка задевает верхнюю и шепчет:
— Этот взгляд мне нравится больше всего. А еще... Мне на хрен крышу сносит, когда я смотрю на твои...
Я не даю договорить, заглушая его поцелуем. Понимаю, что каждое слово Алекса делает меня слабой. Настолько, что я теряю возможность прекратить это.
Впрочем… Зачем прекращать?
Хватаюсь за пуговицы его рубашки. Пальцы дрожат, путаясь в бесчисленных петлях. Секунда — и она падает на пол…
— Сэм, прости, там явно какой-то шутник постарался!
Появление Милли действует как ледяная струя из садового шланга — мы с Хорнером бросаемся в разные стороны широкого прохода между рядами.
Сбитое дыхание, затуманенный взгляд и абсолютное непонимание того, как нас угораздило почти что...
— Вот это вы шустрые! — ошарашенно пищит Милли. — Хоть двери заприте, вдруг кто из преподов завалится! — доносится уже из коридора.
— Милли! — Я хватаюсь за голову, теряясь в мыслях, как вести себя после случившегося. — Господи, какого...
И чего я добилась этим поцелуем?
— Захочешь продолжить — адрес знаешь, — хмыкает секс-гуру, рассматривая рубашку, которая превратилась в половую тряпку усилием наших рук и его обуви.
Очередная. Я так скоро весь его гардероб на свалку отправлю.
— А телефон тебе не дать? Чтобы звонил в любое время дня и ночи, — ядовито протягиваю я, окинув его испепеляющим взглядом.
И кто поверит, что мы здесь делали минуту назад.
— Ты сама предложила.
Если в моих эмоциях наверняка читается злость, вызванная слишком горячим ответом на поцелуй и прикосновения Хорнера, то его равнодушие удивляет. И раздражает еще сильнее. Неужели ему плевать на то, что произошло?
— А ты, я смотрю, был не сильно против.
— Все равно уже нет никого на примете. Твоими стараниями. А тут такая экзотика. Гремучая. — Он меня сейчас с гадюкой сравнил? — Я же не дурак, чтобы отказываться...
— Не умри от шока, когда гремучая экзотика пробьет твое горло ядовитыми зубами, — бросаю я напоследок, приковав его к месту своим тяжелым взглядом.
Он не находится с ответом. Я мысленно ликую, ведь последнее слово остается за мной, что дает мне право покинуть поле боя в качестве победителя. Однако уже у выхода из аудитории до меня доносится веселое:
— Эй, Кроталина![1]
Какой забавный выкидыш недалекой фантазии. К счастью, с биологией у Алекса неплохо — я бы, пожалуй, не удивилась какой-нибудь черной мамбе.
— Один-один.
На мой вопросительный взгляд он все-таки уточняет:
— Пламенный привет твоему брату!
И я едва сдерживаюсь, чтобы не запустить в него чем-нибудь тяжелым.
Алекс
Что, черт возьми, это было?
В глазах Ведьмы читается примерно тот же вопрос. Рамирес что-то щебечет про преподов и двери, но я не разбираю и половины ее слов.
Появившись в стенах аудитории, я представлял, что для начала выведу Макдугал на откровенный разговор и тонко намекну, что при следующей попытке сорвать мне свидание отдуваться придется ей. Во всех позах и всеми способами.
Но что-то пошло не так.
Сначала яркие картинки вчерашней прелюдии с Надин. Той ее части, где перед глазами замаячило лицо этой Ведьмы. Затем легкий стриптиз в ее же исполнении, с финалом в виде майки с веселой надписью.
Поразительный талант вызывать во мне столько ярких эмоций: раздражение, смех, злость, возбуждение. И почти не способное поддаться контролю влечение. Но удивлял не сам факт его появления, а причина, пробудившая во мне желание коснуться ее руки, застегнуть пуговицы этой долбанной сорочки и сказать то, что не говорят девушкам, для которых твоя программа-максимум — пара-другая бессонных ночей в постели. И эта дурацкая улыбка в ответ на мое замечание о ее чувстве юмора.