Выбрать главу

— Классно. Мне нравится.

Я прочистила горло, отодвинулась к свободному краю бревна и спросила:

— Ты же сюда пришел не книгу обсуждать?

— Зачем же тогда?

— Я знаю, что половина парней в твоем лагере терпеть меня не может. За острый язык и четкий удар с разворота. Решили, что отправят ко мне шпиона, в голове которого серая масса вместо майонеза, и я стану чуточку добрее?

— Я бы не рискнул. Иначе удар с разворота прилетел бы в меня, — хохотнул Эйс, продолжая смотреть на меня немигающим взглядом. — К тому же мы не общаемся. На участие в состязании я решился только из-за того, что нужно было работать головой.

— Как же ты без общения? Целые сутки в обществе ребят, и даже словом друг с другом не перебрасываетесь?

— Во-первых, в лагере я бываю нечасто. Редкие завтраки, душ и еще один-два приема пищи.

— А сон? — добавила я, впервые улыбаясь за время нашей беседы.

— Я не сплю с ними, — сморщил он нос. — Там половина отряда храпит, а у меня чуткий сон.

В ответ на мой взгляд, в котором плескалось недоумение, Эйс рассказал о своем тайном убежище. Домик на дереве — мечта любого ребенка.

Я слушала увлекательный рассказ, застыв с улыбкой на лице. Наверняка уже тогда она выглядела глупой. В какое-то мгновение я отвлеклась на подбородок, покрытый чуть отросшей щетиной, и неосознанно протянула руку, стряхивая с его лица несуществующую грязь.

— Мошка села, — улыбнулась я, прерывая его увлеченный рассказ.

Даже тогда, заметив, что уделяю слишком много внимания лицу постороннего человека, я и подумать не могла, что он может мне понравиться. Мне понадобилось несколько дней, чтобы признать свои чувства.

Следующим утром он появился на том же месте, заняв отведенную ему половинку бревна. Мы обсуждали все на свете, чудесным образом избегая разговоров о своих семьях. Эйс упоминал родственников в первом нашем разговоре, но я не была уверена, шла ли речь о приемной семье, поэтому не рисковала спрашивать о фамилии, родителях и даже городе, в котором он жил. Большинство ребят здесь были местными, но встречались и такие, как я, прилетевшие с другого конца страны.

Был ли он из Монтаны или так же, как я, прилетел из Коннектикута? Я уже никогда не узнаю.

Тогда к чему мне сейчас эти воспоминания?

Остановив автомобиль перед светофором, я ловлю свое отражение в зеркале заднего вида. Мягкий изгиб бровей, ясный взгляд больших зеленых глаз, тонкий слой туши на длинных ресницах. Сейчас я куда симпатичнее той версии себя.

Но Эйс сразу показал, что я ему интересна, в то время как Хорнер...

Я. Не. В его. Вкусе.

Четко. Ясно. С расстановкой.

Половина четвертого. Нажав на педаль газа при виде зеленых огней светофора, я вновь уношусь в воспоминания.

Мне нравилось часами бросать камни в воду, сидя на берегу озера, атмосфера которого окутывала безмятежностью. Объяснение этой привычке кроилось не только в банальном успокоении нервов. Так я пыталась сделать больно тем невидимым существам, что затаились в толще воды и тянули меня вниз при каждой попытке научиться держаться наплаву. Банальный страх, который я так и не смогла побороть с самого детства. И единственное, что я сумела сделать, — придумать ему глупое оправдание.

Монстры в воде… Конечно же. Наверное, ребята из той же корпорации, что и лохматые чудища, притаившиеся в моем шкафу и под кроватью.

Никто в лагере не знал, что я не умею плавать. Отговорки каждый раз менялись: сначала забытый купальник, потом месячные. Пошла уже вторая неделя, и девочки с недоумением косились в мою сторону, когда я в очередной раз качала головой, дотрагиваясь до живота.

В последний день я решила оторваться от толпы еще на половине пути и сказала, что хочу прогуляться вдоль берега. Вожатая кивнула на маячок, которым снабжали каждого подростка в лагере в целях безопасности, и бросила:

— Не теряй! И не лезь в воду, когда никого нет рядом.

— И не подумаю, — буркнула я, пиная очередной камень в сторону озера.

Эйсу хватило нескольких проведенных вместе часов, чтобы догадаться о причине моего рвения как можно сильнее залепить булыжником по водной глади.

— Думаешь, попадешь в него? — Первый же вопрос, прозвучавший в тишине, разбавляемой редким щебетанием птиц.