— Может, потому что ты сам такой же?
Надин убегает навстречу смутно знакомому парню с курса. Судя по интересу на его лице, с ним девушку ждут менее туманные перспективы на вечер, чем со мной.
Браун успевает испариться. Сэм поворачивает голову к танцующим и с улыбкой наблюдает, облокотившись на спинку небольшого дивана.
Теплая. Уютная и непредсказуемая, как кошка. Мое лицо расползается в дебильной улыбке, когда я замечаю под столом орудия пыток, которые Сэм на себя нацепила. А как старалась казаться уверенной, с трудом скрывая муки при каждом шаге. К чему эти жертвы? Разве что в угоду настырной подруге. Подобная обувь как раз в стиле Рамирес.
Я вспоминаю первые выходы в свет в теле Александры. Мне приходилось и на каблук вставать, чтобы прибавить хоть несколько дюймов недостающего роста. Слишком странно теряться в толпе, когда привык над ней возвышаться.
Ходить на устойчивом каблуке или платформе Александре удавалось сносно, но вот водить машину — не очень. Так в моем багажнике и появилось несколько пар удобной обуви. На все случаи жизни.
Взгляд падает на колени Саманты, совсем немного прикрытые слоями тонкой ткани, и я решаю, что один из таких случаев наступил как раз сегодня.
Прохлада ночного воздуха пробивается даже сквозь застегнутую наглухо куртку. Уже на пути к машине я зачем-то сворачиваю к ближайшей аптеке, вывеска которой сияет зеленым неоном в двухэтажном здании через дорогу.
Женщина за прилавком оценивающе пробегается вдоль моей фигуры и хмыкает:
— Резинки?
Конечно. Что же еще можно покупать в аптеке в преддверии длинной ночи.
— Пластыри, — бросаю в ответ, после чего замираю секунды на три и добавляю с серьезным лицом: — Она все время жалуется, что натирает колени.
Удивление, возникшее на слове «пластыри», сменяется торжеством. Разве этот умудренный опытом профессионал может ошибаться?
Для спасения маленьких ступней зеленоглазой Золушки хватит и пары штук, но мне не хочется разочаровывать женщину, с довольным видом водрузившую на прилавок невскрытую упаковку.
Я так и появляюсь перед Самантой: с бумажным пакетом в одной руке и с несколькими пластырями во второй.
— Как ноги?
— Догадливый какой, — произносит она с вымученной улыбкой.
— Я видел тебя на каблуках. Эти явно не ты подбирала.
— И наблюдательный,— добавляет в голос все больше изумления.
— Сегодня день комплиментов?
— Может, ты заслужил?
— Может, — соглашаюсь я, протягивая ей пакет с кроссовками.
Пластыри ложатся маленьким веером на стол.
— Тут рядом аптека.
— Ага, — кивает Сэм, рассматривая спрятанную в пакете пару обуви. — А еще обувной магазин. Вин подсказал?
— Причем тут Вин? У меня в машине была пара кроссовок сестры. Она держит их в багажнике для подобных случаев.
— Надеть тоже поможешь?
На мне с начала вечера не было галстука, но лишними сейчас кажутся даже пуговицы у основания ворота рубашки. Она со мной заигрывает?
Столик пустует, вряд ли она успела надраться до потери своей хваленой осторожности. Пробки у ее предохранителей выбило только однажды. А потом было столько взаимных упреков, и мои сомнения в том, что Сэм отдает отчет своим словам, вполне оправданы.
— Наденешь сама.
— Ладно.
Пока Сэм устало придерживает голову, подперев ее сжатыми в кулак пальцами, из прически выбивается несколько прядей. Она пытается вернуть их на место, но быстро понимает, что это невыполнимая задача, и принимается вытягивать шпильки.
Я успеваю занять место возле ее спрятанных под платьем ног, и все, что происходит дальше, проносится перед глазами яркими кадрами.
Пряди одна за другой падают ей на шею. Касаются спины и открытых плеч. Тело охватывает странная тяжесть, которая становится ощутимее с каждым освободившимся от шпильки локоном.