– То есть папа, в смысле дядя Саша, в смысле…, ну вы поняли. Он знал, что я ему неродная дочь сейчас?
Маша, сестра и мама все, как одна, кивнули.
– Но почему мне никто ничего не сказал, почему… – дочь вскочила на ноги. – Ну, вы даете! Взрослые…, а ведете себя, как дети. Господи, каким бы был крутым мир, в котором бы все друг другу говорили правду, – с этими словами Леська выскочила из кухни.
– Она злиться? – не поняла Маша.
– Он счастлива, – ответила ей сестра и мама согласно кивнула.
Маша недоумевала. Она думала, что новость шокирует дочь, учитывая, как хорошо Саша относился к Лесе, хотя кроме боли его отцовство не принесло ему ничего.
– Черт! – подорвалась Маша следом, – мы же ничего не сказали насчет отца Лизы.
– Отца Лизы? – заинтересовалась мама, и Маша поняла, что сестра так до сих пор ей не призналась.
– Маша, давай не сейчас, – попросила Женя, глядя на нее и чуть ли не складывая руки в молитвенном жесте.
– Как знаешь, – пожав плечами села Маша. – Возьмешь на себя эту непростую миссию?
– Я еще ничего не решила, – тихо произнесла Женя, не обращая внимания на недоумевающую маму.
– Смотри, сестренка, жизнь слишком коротка, чтобы ее забивать глупыми мыслями, – подмигнула Маша.
А потом все трое услышали возмущенный крик Лизы из коридора:
– Эй, вы, что это тут делаете?
И появляясь в кухне, девочка прибавила, возмущенно уперев руки в бока:
– Не ну вы это видели? Эти два бесстыдника в коридоре целуются.
– Кто? – не поняла Надежда Александровна.
– Кто-кто? – проворчала Лиза. – Леся и Никита. Мой, между прочим, жених.
– О, – усмехнулась Маша, подмигивая Жене. – А походу у нас всех это семейное. Сестра слабо улыбнулась в ответ.
Маше было приятно вспоминать этот вечер. Конечно, она любила большие компании, но в кругу близких было милее всего. Утром, провожая ее на вокзал, Женя пошутила, что скоро Маша вообще станет бабушкой. И Маша надеялась, что дочь все же будет умнее, по крайней мере, образование пусть хотя бы получит, но знала, что если Олеся все-таки забеременеет, она сама станет только счастливее.
Как ни странно автобус до Парижа был, что называется нынче «комфортабельным». Не новый, но ехал он плавно, а работающий кондиционер даже слегка морозил пассажиров. Место досталось Маше у окна, и было приятно наблюдать поля и нивы, проплывающие за стеклом.
С Сашей они поговорили тремя днями ранее. Для этих целей Маша даже через Карину записалась к нему на прием. Бывший муж встретил ее в своем кабинете, ни взглядом, ни жестом не выдав удивления. Он всегда был таким. И глядя на него возмужавшего, добившегося успеха, но так и не растерявшего свойственной ему человечности, простоты Маша пожалела, что не смогла его полюбить, как он того заслуживал, что не подарила ему ребенка, о котором он так мечтал. Ведь Саша был прекрасным отцом и мужем. Маше стало стыдно, что она старалась удержать его рядом, хотя он ей был не нужен, стыдно за деньги, что просила у мужа за развод. Собственно по этой причине она и пришла к нему в офис.
– Я понимаю, – тихо произнесла она после обмена приветствиями, – что возможно уже поздно, но я хотела бы до отъезда подписать все бумаги на развод. Я специально тогда тебе назвала эту сумму, чтобы позлить. Саш, мне ничего от тебя не нужно, ты дал мне гораздо больше, чем я заслуживаю, и я не хочу, что бы у тебя из-за меня возникли какие-то сложности в будущем.
– Поздно, – кивнул Саша спокойно. – Я обратился к юристам, и нас развели.
– Отлично, – кивнула Маша, поднимаясь, – рада, что все так хорошо устроилось. Просто не хотела быть тебе обязанной. Во всяком случае, больше, чем уже обязана. И, да, спасибо за Леську. Ты ей был очень нужен.
– Не за что, она и моя дочь, – спокойно сказал он.
Маша не стала спорить, что с биологической точки зрения это все же не так. К чему его лишний раз тыкать носом в ее же грехи, будто он сам ничего не понимает.
17.3
– Маш, подожди, – остановил ее Саша, когда она собиралась покинуть его кабинет. – Скажи, почему сумма такая странная два миллиона?
– Что? – Маша сделала вид, что не понимает, о чем идет речь, что было глупостью, все-таки они состояли в браке не один год.
– Не ври, – тихо сказал он, – у тебя глаза бегают, и ты пытаешься сдержать улыбку.