17.4
Новая жизнь началась с прощания со старой, не успела только Маша расположиться в мамином доме, как на пороге уже возник многострадальный дядя Леша, точнее Лешка, спившийся алкаш – знаменитость Парижа, Маша не могла не удержать гримасы презрения, когда увидела его.
– Что Машка, отметим твое возвращение, – потирая ладони, произнес он. При этом видимо надеясь, что выпивка будет с Маши, так как с собой он ничего не принес.
– Прости Леша, но нечем, – развела руками Маша.
– Так давай бабки, мигом сгоняю, – ничуть не расстроился Леша. – Или скажешь бабок нет. Что брезгуешь? Ты смотри, какая московская цаца. От старых друзей нос воротишь?
– Да какой ты мне, – нахмурилась Маша – друг! Ты же у Зинки зависал сутками, пока я на побережье горбатилась, и ты мне будешь говорить, что ты мне друг?
– О, обиделась, – усмехнулся алкаш. – Я же у Зинки для дела, а с тобой по любви. Ну чего ты ломаешься, Машка? Ты у своей сестренки, небось, денег наклянчила. Ну дай на пузырь, отметим как следует.
– Тебе на пузырь? Да с чего бы это?! Не забыл, как кинул меня. Это же ты меня Женьке сдал тогда. Признавайся, Иуда, за сколько продал?
– Это она тебе сказала? Врет, зараза, – возмутился Леша.
– Это я сказала, – ответила Маша. – Предположила. А ты подтвердил. Так что проваливай иначе я тебя…
Для укрепления своей угрозы, Маша схватила топор, который вернули соседи, после знаменитого полета инструмента на их участок.
– Эй, полоумная, что ты злишься-то? – кричал Леша, отступая. – Мужичка, что ли у тебя давно не было.
– Я сказала, проваливай! – замахнулась Маша, так что Леша споткнулся о порог калитки и, упав в дорожную пыль прям к блестящим туфлям нового визитера, потом отполз в сторону и, матеря ее на чем свет стоит, отправился восвояси.
Маша вздохнула устало, и подняла глаза на обладателя таких чистых туфель, совсем не похожего на типичного парижанина.
– Добрый день, Мария Юрьевна, – произнес Лев Яковлевич Лейбман.
– Здрасти, – произнесла Маша, роняя топор в траву. – Заходите, что застыли?
Лейбман нервно переминаясь с ноги на ногу, прошел во двор, внимательно оглядываясь, он следовал за Машей.
– А я тут порядки навожу! – прокомментировала она, когда они оказались около входа в мамин дом.
– Прощаетесь с прошлым? – спросил Лев Яковлевич, кивком указывая сторону калитки.
– Можно сказать и так, – усмехнулась Маша. – А вы что пришли проверить состоятельность своей теории. Не запила ли я снова.
– Нет, отчего же. И так знаю, что пить вы больше не будете, во всяком случае, спиртное.
– Какой самоуверенный, – усмехнулась Маша и подмигнув, добивала: – Люблю уверенных в себе мужчин.
Лейбман смущенно потупился, а она, подхватив топор, сказала:
– Ну, заходите, коль рискнете.
Лейбман проследовал за ней в ту часть двора, где Маша уже тоже успела содрать часть сетки-рабицы и открыть новый дом.
«Так путь к замку открыт, но неужели это принц?» – Маша сомневалась. Еще одного Саши ей в жизни не нужно было.
– Как вам мои хоромы? – насмешливо просила она, обводя подворье руками.
– Масштабно, – прокомментировал Лейбман. – И немного запущено.
– Еще бы, – усмехнулась Маша. – Давно участком никто не занимался. Сестра несколько лет назад пыталась навести порядок во дворе, но я ей не дала, а потом и сама пропала. Чай? Кофе будете? – спросила она, скрываясь в кухне.
Все в доме оставалось не тронутым много лет. Насколько Маша могла судить он находился в залоге долгое время и банк тщетно пытался его продать, но каждый раз наталкивался на особенности оформления сделки, которые впоследствии позволили ей вернуть свой замок обратно.
– Не откажусь, – отреагировал Лейбман вежливо.
«Прям образец благородного сэра», – Маша не любила таких мужчин. Достав из пакета с продуктами кофе, сахар, она поставила их на поднос вместе с электрическим чайником и чашками. И велела робеющему Лейбману следовать за ней. Они двинулись в чащу дворовых зарослей, и Маша не преминула заметить, что в траве могут водиться змеи. Лейбман отнеся к этой мысли вроде бы ровно, но ускорился.