Она хорошо помнила, при каких обстоятельствах Маша попала в первый медицинский центр и признавала, что играла грязно, нечестно, но другого выхода Женя в тот момент не видела. Два года назад она отправила сестре человека под видом нотариуса, молодого интеллигентного вида парня, обаятельного, с даром убеждения. И Маша не глядя, подписала добровольное соглашение на лечение в специализированной клинике. Гордиться тут собственно было нечем, а Женя и не гордилась, но собиралась тянуть этого «бегемота» из болта всеми усилиями.
Самым сложным оказалось доставить пациентку в Москву, так как использование седативных в таком деле могло плохо кончиться, поэтому неделю Маша провела в городской психбольнице. Потом ее все-таки перевезли в первую частную клинику в Москве, хорошую, с новейшими подходами в лечении. После было еще три подобных заведения. От химической тяги к алкоголю Машу быстро вылечили, курсы специальных препаратов в современном мире творят чудеса, с зависимостью психологической все обстояло гораздо хуже. В моменты ремиссий, когда Машу все же отпускали на прогулку на свежем воздухе или просто разрешали свободно перемещаться по клинике, она обязательно находила возможность и повод выпить.
Клиника доктора Лейбмана была пятой по счету, и Женя уже отчаялась увидеть просвет в этом нелегком деле. За время Машиного лечения она повидала всякое. Поэтому непритязательный антураж медицинского центра, да и его название, не произвели на нее никакого впечатления, как и везде, здесь был хороший ремонт, вежливый персонал, который за закрытыми дверьми, со слов Маши, превращался в монстров.
Лев Яковлевич Лейбман – главврач и владелец клиники был психологом по образованию и работал исключительно с зависимостями вот уже больше десяти лет. Мужчина среднего роста, астенического телосложения, с аккуратным усиками и остренькой бородкой чем-то издалека напоминал доктора Айболита из мультика, по крайней мере, у Жени сложилось такое впечатление при знакомстве с ним. Первое, что запоминалось после общения с этим человеком – его приятная располагающая к себе улыбка, которая сглаживая все суровые с виду черты лица, преображала его до неузнаваемости и глубокий затягивающий взгляд, свидетельствующий, по мнению Жени, о многовековой мудрости и высоком профессионализме. Хотя он ей и казался слегка мягкотелым, сотрудники клиники частенько убеждали ее в обратном. И это обманчивое впечатление часто играло Лейбману на руку в работе с пациентами.
Поздоровавшись на входе с охранником, Женя прошла внутрь, назвала дежурной медсестре свои фамилию и имя, Машины данные и цель своего визита. Медсестра вызвала кого-то из персонала, дала соответствующие распоряжения и спустя еще минут пять Женю проводили в комнату для встреч с пациентами. Такие были в каждой клинике. И отличались только условиями комфорта. В одной место для встреч с пациентами напоминало уютную гостиную какого-нибудь аристократа конца XIX века, в другой обставлено в ультрасовременном стиле. В клинике доктора Лейбмана помещение было совершенно аскетичным. Окно с решеткой, стол и два стула, камера в углу и смотровое окошко на двери. Если бы Женя не знала, где они находятся, непременно подумала бы что в тюрьме, настолько все было серо и уныло, только редкий утренний солнечный свет хоть как-то освежал обстановку.
– А, это ты, – откликнулась Маша вяло. – Я было подумала.
– Здравствуй, – вежливо произнесла Женя, садясь за стол напротив сестры. – И что же ты подумала?
– А, – махнула рукой Маша. – Будто не знаешь, что ко мне кроме тебя никто не ходит. Ты даже с Леськой и мамой запрещаешь видеться.
– Запрещаю, – не стала спорить Женя. – После того, что ты устроила в последний раз. Если матери придется делать еще одну операцию, я просто не вынесу. Тебя-то этот вопрос не особо волнует, ведь так?
Маша, вальяжно расположившись на стуле, насмешливо смотрела на сестру. Кидаться на Женю, обвинять в своей разрушенной жизни, в похищении и удерживании силой, она перестала спустя несколько недель пребывания в первой клинике. Стала спокойнее и уравновешеннее. Медики той клиники объяснили ее агрессию и несдержанность действием алкоголя, а после синдромом отмены, тогда наедине с сестрой Маша могла провести не больше двух минут и то чаще всего с кулаками бросалась на нее.
Потом начались торги. Маша плакала, умоляла ее забрать, говорила, что все осознала, что справилась и хочет домой. Женя чуть было не повелась на эти пламенные речи, но врачи предупредили, что и это игра, маскарад и целью Маши было выбраться любыми путями. Женя научилась справляться с эмоциями, когда Маша театрально заламывая руки, умоляла ее отпустить, а вот Леська с мамой нет. И спустя несколько клиник, Женя запретила всяческие посещения родственницам, только связь по телефону, но Маша не хотела брать трубку, когда они звонили, настаивая на личной встрече.