15.4
Мало-помалу Маша приходила в себя, училась доверять своим ощущениям, своим чувствам. Все это время с ней неотрывно находилась Леся. Это и побуждало ее к работе над собой и тормозило выздоровление, Маша так боялась, что дочь все же окажется ее фантазией и однажды просто исчезнет. Поэтому держалась за свое стояние до последнего. Чтобы развеять все сомнения окончательно, она попросила устроить ей встречу с Лейбманом.
Лев Яковлевич пришел в субботу вечером. За окном уже стемнело, в комнате горел только прикроватный ночник. Женя проводила доктора в комнату и спросила, нужно ли ей или кому-нибудь еще побыть при их разговоре. Маша отказалась.
Лев Яковлевич стоял на пороге комнаты, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. «Вот уж поразительная скованность для человека, который чуть не свел ее с ума».
– Вы знаете, что такое «газлайтинг»1, – произнесла Маша медленно, внимательно следя за его реакцией.
Лейбман кивнул, конечно, он знал, учитывая его образование.
– Я вот теперь тоже знаю, – продолжила Маша. – Просветили нужные люди. Меня долго просвещали на эту тему. Посекундно вытаскивая из пучины вымышленного безумия, куда вы меня загнали.
– Не я, Маша, вы сами, – ответил Лейбман ровно, отделяясь от стены и проходя в центр комнаты напротив кровати, где располагалась Маша в окружении пестрых подушек.
– Я?! – изумилась Маша, резко выпрямляясь и в миг теряя равновесие. – Да как вы…, да я на вас в суд подам за такие эксперименты над людьми, да я скажу сестре и мужу, и они вас, да вы сами…
Лейбман улыбался.
– Да вы знаете, что я пережила за это время? Знаете, сколько я передумала, знаете, о чем я только не помышляла? Да я! Да вы! Да вас посадить за это нужно, а не штрафовать. А вы тут еще насмехаетесь.
– Знаете сколько раз я, Мария Юрьевна, слышал в свой адрес подобные угрозы? – устало произнес Лейбман, присаживаясь в изножье кровати. Маша инстинктивно поджала ноги.
– Ну, судя по вашим методам, наверное, не раз, – хмуро произнесла она.
– Именно! Как вы думаете, почему я до сих пор работаю?
– Крыша есть?
– Умоляю вас, сейчас же не 90-е. Просто, лечить больных с зависимостями – это моя профессия и пока только я один с ней справляюсь как надо. Ни один из моих пациентов больше не возвратился к привычному образу жизни, к пути саморазрушения.
– Дайте угадаю. Они все умерли? – съязвила Маша.
– Ну вы же живы.
– Не благодаря вам.
– Вы думаете? Как же ваша медкарта, из которой вы узнали места работы, учебы и жительства ваших родственников? А как же курточка, что вам подвернулась под руку, как вообще сама по себе немыслимая возможность бежать из заведения, где содержаться не самые простые пациенты?
Маша молчала, просчитывая в голове возможные вероятности таких совпадений, но в этом была ее проблема, если дело доходило до математики, Маша падала на спину лапками кверху и говорила что она гуманитарий.
– У нас в стране алкоголизм лечат традиционно, не уделяя должного внимания причине такого образа жизни. Ни один человек в здравом уме и твердой памяти не желает стать алкоголиком.
– Обстоятельства бывают разными, – хмуро заметила Маша.
– Да, но и люди, которые в них попадают тоже. Вы никогда не задумывались, почему одних невзгоды делают сильнее, активизируют силы для борьбы, заставляют идти вперед под пули, а других загоняют в угол, ломают, рвут на мелкие части, которые за всю жизнь не соберешь в кучу. Это особенности нашей психики. Понимаете, наш темперамент, характер, социальные установки, условия нашего детства и юности формирую всю нашу личность. Алкоголизму приписывают разные причины. Это и слабость духом, и лень, и нежелание решать проблемы. Я же всегда, тщательно собирая анамнез, искал и ищу первопричину возникновения подобного недуга. Вы же помните, я не сразу приступил к вашему лечению.
– Мучению, – вставила Маша.
– Как скажите. Но вспомните, вы были два дня в городе, полном соблазнов, с необходимой суммой в кармане. Вы уже неделю находитесь в доме сестры, здесь есть кошельки и наверняка даже в шкафчиках отыщется бутылочка другая. А вы хотя бы раз за все это время подумали о том, чтобы выпить?
Маша задумалась. Впервые за долгое время осознавая, что и правда эта мысль не посещала ее, то есть даже не промелькнула, даже не было позыва, желания или воображаемой тяги. Ничего.