– Так Нина купила дачу?
– Можно и так сказать. Смотрите, вот эти две комнаты принадлежали её бабке и матери. Но мать, когда дети уехали в Германию, переселилась в квартиру, которую Нине по завещанию оставила учительница Руслана по музыке, брата Нины. Вообще квартиру она оставила мальчику, но он тогда ещё был мал, а Нина уже совершеннолетняя. Вы не думайте, Нинка ему мать заменила. Они там и жили, пока она замуж не вышла и не уехала с семьёй мужа заграницу. Руслан подрос, окончил институт и тоже туда. А Валька, ихняя мать, перебралась в его квартиру, а эту переписала на Нинку, потому, что Рустик сказал, что больше в Россию не вернётся. Вот, а Нинка вернулась. А нам эта дача, вообще не нужна. На нее, сколько денег надо. Вот я и уговорила Нину, поменяться с доплатой. Небольшой, правда, откуда у нас деньги. Слушайте, давайте чайку, я вам всё и расскажу. Я о них всё знаю.
Марта не могла не согласиться с предложением. Тем более таким своевременным.
Глава 10
Ксения Павловна, так звали бабушку Нины Старко, выросла в хибаре на окраине Ленинграда, поглощающей в себя новые пятиэтажки оттепельного этапа жизни страны. Ленинград строился, развивался. Семья Старко жила тяжело. Бедно. Очень бедно. Их пристанищем был старый дом стены, которого пропитались сыростью. Окна пропускали во все щели летом жару, а зимой холод. Скудная обстановка, недоедание, единственное платье с чужого плеча, отданное сердобольной соседкой по улице, всё это не придавало Ксении надежды на улучшение жизни. Лишь одно обстоятельство радовало девочку. Хибара стояла под прикрытием появившегося после войны большого деревянного кинотеатра, закрывающего своим тылом их бедную послевоенную жизнь.
С появлением кинотеатра жизнь семьи Ксении изменилась. После его открытия рядом с кинотеатром появился пивной павильон, первое время в котором было чисто, пиво почти не разбавляли и где публика после просмотра очередного фильма, могла пропустить пару кружек пенного напитка. Но как-то быстро это место превратилось в забегаловку всего пьющего близлежащего населения, в которое вошёл и отец Ксении. Ему, потерявшему ногу на войне, близость с заведением была только в радость. Её мать удачно устроилась в пивнушку посудомойкой и частенько составляла компанию мужу. Ксения, чтобы не видеть быстро деградирующих родителей, убегала в кинотеатр, где её знал весь персонал. От администратора, добродушной и щедрой на гостинцы Людмилы Николаевны до уборщиц, которым подросшая Ксюша иногда помогала за небольшое вознаграждение, которого хватало и на мороженое.
Ксения не любила своих родителей, уставших от нищеты и неустройства, не обращавших никакого внимания на взрослеющую дочь. Страдающий от ран, полученных на фронте отец, пропадал в пивнушке, откуда не выходила и мать Ксюши. У девочки была только одна радость, рыжий вечно тявкающий щенок, подаренный ей каким-то собутыльником родителей. Она полюбила маленький комок так, как хотела, чтобы любили её, с жалостью к беспомощному щенку, с постоянной к нему лаской и уходом. Она ложилась спать только с ним и согревала его дрожащее тело, пока обоим не становилось тепло и спокойно.
Как-то среди ночи, очередной собутыльник еле вволок в дом пьяных родителей. Ксения спросонья соскочила с кровати, услышав непонятный шум у двери. Бросив родителей на лежанки, где они провалились в глубокий алкогольный сон, мужик с гадкой ухмылкой на небритом лице, повернулся к девушке и, скидывая с себя старый пиджак, стал надвигаться на неё.
Ксения в испуге, сделала пару шагов назад и остановилась около деревянного старого стола, на который запрыгнул громко лающий на не прошеного гостя щенок. Она поняла, что от неё хочет мерзавец, но так же ей стало понятно, и то, что справиться с ним ей не под силу. Она медленно двигалась вокруг стола, не спуская взгляда полного отвращения к насильнику. И тут её ладонь наткнулось на топорище. Откуда на столе взялся топор, всегда стоявший у печки, она и потом понять не могла. Ксения взяла топор двумя руками и замахнулась на подходившего к ней всё ближе и ближе, усмехающегося мужика. И когда он хотел перехватить её руку с топором, она со всей своей девичьей силой и яростью ударила остриём по столу.
В доме наступила тишина. На столе с перерубленной шеей лежал щенок. Почему-то перестали храпеть пьяные родители. Мужик с ужасом в глазах молча смотрел то на Ксению с окровавленным топором в руке, то на стол, с которого медленно капала на пол кровь бедной собачонки. Он посмотрел на девчонку и увидел её глаза покрытые густой белой пеленой. Казалось, что в них нельзя разглядеть чёрных точек зрачков. Девочка подросток с окровавленным топором медленно приближалась к, словно страхом прикованному к полу мужику. Наконец очнувшись, он двинулся задом к двери, постоянно шепча, чур, меня и размахивая руками, выскочил на улицу.