– Ясно, – безразлично ответила ему Галина, – уходи, уходи отсюда! – вдруг истерически закричала она ему, – будьте вы прокляты и пусть будет проклят плод ваш и семя ваше! – кричала она в исступлении. Стас с сожалением махнул рукой и с силой захлопнул за собой дверь.
Несколько дней Галина отрешённо лежала в кровати, где когда-то ей так хорошо было со Стасом. Воспоминания вызывали у неё не слёзы, а злость и ненависть. Она хотела мести.
– Стас меня никогда не любил, раз знал обо всём, да ещё улики собрал и приберёг для подходящего момента и момент нашёл. Подлец. Я отомщу тебе. Теперь вы все и всему меня научили. Нельзя в этом мире быть добренькой. Моя доброта к вам переполняла меня, она выплёскивалась наружу, я всем вам желала только добра. А вы? Вы своей подлостью убиваете меня медленно и мучительно, разрезая моё сердце на кусочки.
Галина налила себе бокал коньяка и залпом выпила его. Потом ещё налила. Сколько прошло времени, она не помнила, но разбудила её долгая трель дверного звонка. Пробудившись и не понимая, какое время суток, почему она в одежде лежит в кровати, Галина еле добралась до двери.
– Боря! Боренька пришёл. Мой единственный и настоящий друг. Да Боренька? – она обессилено положила голову на его грудь, но ноги не держали её. Борис подхватил сильно охмелевшую женщину и усадил на диванчик на кухне.
– Ну, ты мать, даёшь! Я впервые тебя такой вижу!
– А! Ты меня впервые видишь? И ты туда же? Предатель! Да и ты предатель и Стасик твой тоже предатель и Маринка та ещё тварь! Вы все меня предавали, каждый использовал, как хотел, а потом – всё, не нужна я вам!
Борис стал уговаривать Галину пройти в спальню.
– Ни за что! Ни один предатель отныне не переступит порога моей спальни, – пьяно говорила она, – и ты пошёл вон, рожа твоя пре-да-тель-ская.
– Не ругайся, – Борис отобрал у неё рюмку с коньяком, – давай в ванну и спать, а я завтра к тебе вернусь, и ты мне всё расскажешь, кто тебя предал.
– Зачем завтра ждать? Ты, что думаешь, я того? Ничего не понимаю, не помню? Напилась тут с горя. Да! Напилась! Ну и что? Но я всё помню и понимаю! Понимаешь? Это ты первый меня предал. Ты что, думал, я ничего не узнаю? А я знала! Все эти годы знала. Ты специально! Ты сволочь знал, что этот старый бурдюк придёт ко мне, к девочке. Скажи, тебе меня тогда не жалко было? Нет, не жалко! Ты ждал, когда он надо мной поиздевается! Не пожалел. Нет, не пожалел. Тебе бумажечки нужны были. Тебе деньги, деньги, одни деньги нужны были!
– Замолчи, я пошёл, не люблю пьяных баб.
– Нет, ты постой! А ты в принципе любить можешь? – Галина вцепилась в руку Бориса, но он, погасив в себе негодование, решил её успокоить.
– Успокойся, Галочка, ну что ты говоришь, мы столько лет вместе.
– Вместе? Ты со своей женой вместе, а меня ты предал. Слушай, а где тот подполковник на чьё место тебя взяли? А? Нет, ты ответь, где? Не знаешь? А я знаю! Ты его тоже предал или сначала он тебя? Вы все друг друга жрёте. Кто почувствует себя чуть сильнее, тот и нападает, тот и сжирает. Вам не нужна была моя любовь, дружба. Ну и не надо. Жрите меня! Ненавижу вас.
Борис прижал её голову к себе и стал с раздражением убаюкивать, как совсем маленькую девочку.
– Всё! Баю-бай глупышка, надо спать, а не ротик открывать, а кто много будет говорить…
– Ага, дальше знаю. Придушишь, да? Да, кстати! Знать! А ты знаешь, что Стас знает, что я знаю, что в том мешочке было?
– Каком таком мешочке?
– В таком! Золотом мешочке!
– Так, так? – посерьёзнел Борис, – а откуда он узнал? Значит, тогда у тебя он всё-таки был? А ты мне наврала? Да? Наврала? Эх, ты подруга! А ещё о предательстве говоришь.
Борис отвёл Галину в комнату и уложил в кровать, а сам решил остаться и расположился на ночь в большой комнате.
Утром Галину разбудил вкусный аромат заваренного кофе. Накинув халат, она вышла в кухню. Борис колдовал над завтраком.
– А ты как здесь оказался? – и было видно, что она совсем не помнила, что произошло с ней вчера.
– Ты так сопьёшься, дорогая. Первый признак алкоголизма – провалы в памяти. Иди, прими душ, легче станет.
Контрастный душ привёл память Галины в относительный порядок. Она вспомнила о разговоре со Стасом, о беременности Маринки. Ей стало обидно за себя, за свою не сложившуюся жизнь. Её рыдания не заглушил шум воды. Вскоре она вышла из ванны распаренная с чалмой из полотенца на мокрой голове. Глядя на неё Борису стало жаль эту молодую ещё женщину. Он подошёл к ней нежно обнял за плечи и стал целовать её в румяные от пара щёки в красные от слёз глаза в пухлые, как у девчонки губы. Она не противилась этим по новому чувственным ласкам и послушно двигалась вместе с ним к дивану в зале. Что-то страстное нашло на обоих, и они слились в своих объятьях как, никогда не желая, оторваться друг от друга.