Дар присел на кровать и подбросил топлива в маленький очаг, где слабо теплились угли. Пока пламя поднималось из тлеющих головешек, Дар огляделся... нет, в этой комнате ничего не осталось... разве что...
Он пошарил под подушкой и вынул свой блокнот, с которым не разлучался с самого начала путешествия. Некоторое время Дар задумчиво переводил взгляд с блокнота на раззадорившееся на смоляных дровишках пламя... а потом - как опомнился - подумал: "Нееет... это все... что останется после меня... В стопке этих листов - я сам, мои мысли и чувства... Да... пока их читает кто-то, я буду жить..."
Дар открыл чистую страничку и взялся за карандаш...
Маме... - вывел Дар... и новоприбывший черный ангел мягко склонился над его плечом...
Дрожание душ
Тридцати смертных тел...
Ах, мама, войны
Здесь никто не хотел...
Да, я иду к смерти,
Но вижу покой...
Мне жаль только -
Их забираю с собой...
Мне дали понять,
Что я жертва Войне,
Что счастья, любви -
Не положено мне.
Я скоро уйду
Во главе Тридцати -
Я тридцать первый...
Мама, прости...
Дар не сдержался, и из глаз брызнули слезы. Он плакал молча; болезненно вздрагивая и роняя на джинсовую куртку крупные капли соленой влаги...
...Яна собирала свои слезы... соль и горечь... Соль печали о бедном Редьяри... и горечь ненависти к Фенриру... Ее подруги - те, кто решился на такое - пели печальную песнь. Она называлась Песнью волчицы, потерявшей волчат. Девичьи голоса пели так тонко и протяжно, что порой слов было не разобрать, и тогда только мелодия разрезала мрак тесного домишки и терзала и без того израненные сердца...
- Великая Праматерь, - молилась Яна, окропляя собранными слезами деревянную фигурку Волчицы-кормилицы, - освободи моего сердечного друга, призови своего непутевого сына назад в небесный чертог...
- Верни наших парней... - отозвались другие девушки. - Верни...
...Громко стучало сердце, и в мозгу Яны бился, раздаваясь все громче и громче, истошный крик Редьяри: "Помоги!!! Помоги мне его изгнать!!!"
Рон наблюдала, как Дар выбирает смертников. Он обходил ряды добровольцев, останавливался перед каждым и о чем-то с ним говорил... Отсюда не было слышно слов, и вообще все казалось маленьким, точно кукольное представление...
Прижав к груди блокнот сына, Рон вновь почувствовала, как по щекам бегут горячие слезы... Глаза ее распухли. Казалось, всю жизнь они плакали...
Ив, стоявший рядом и наблюдавший, чтобы сестрица не наделала глупостей, тоже не прочь бы поплакать - чтобы стало легче, а то этот дрянной камень, навалившийся на душу, грозился его раздавить...
Но, даже не в мужской гордости дело, - просто если и он сейчас разрыдается, то дорога им обоим только сразу в могилу... Кто-то должен быть сильным...
Ив посмотрел на добровольцев. Все Тигры. Все - суровые опытные воины с волосами, тронутыми сединой - молодых Дар отправлял прочь сразу... Приморцев он и вовсе брать отказался. Сказал, что в гуще чужой армии нужнее мечи, а не пушки... А дяде строго-настрого велел не отходить от матери ни на шаг... "Дядя Ив... - сказал он тогда. - Даже если все здесь погибнут, мама должна жить!.." И Ив готов был выполнить приказ племянника, любой ценой... и не задавая вопросов...
Он посмотрел на сестру... а Рон, казалось, впала в какое-то беспамятство... она покачивалась на каблуках и что-то начала бормотать... Ив прислушался и разобрал слова:
Уходишь сражаться,
Мой маленький сын.
Четырнадцать лет...
И четырнадцать зим...
Но взгляд - он погас;
Тень коснулась лица...
Зачем ты, как Тигр,
Завел песнь Конца...
Зачем же ты гасишь
В ладонях огонь -
Зачем свое счастье
Сжимаешь в ладонь...
Зачем палачом
Выбираешь отца...