— Я слышал об этой знаменитой похлебке из бычьей крови, которую приготовляют только в Лакедемоне и больше нигде, — с неким вызовом в голосе промолвил Симонид. — Я хочу ее попробовать. Здесь и сейчас.
Мегистий от услышанного чуть не поперхнулся косточкой от оливы.
— Ты с ума сошел! — зашипел он на Симонида. — Эта пища не для твоего желудка!
— Я не могу, оказавшись в Спарте, не попробовать черную похлебку, — упрямо заявил Симонид.
— Что ж, желание гостя для нас — закон, — проговорил Клеомброт, переглянувшись с Леонидом.
По знаку Клеомброта молодой раб вылил из котла в тарелку остатки черного супа и осторожно поставил это еще теплое блюдо на стол перед Симонидом. Ликомед протянул Симониду медную ложку в виде львиной лапы.
Мегистий опасливо отодвинулся от Симонида, когда тот погрузил ложку в черное варево. При этом на лице у Мегистия появилось насмешливо-язвительное выражение. Мол, ты хотел этого, вот и получи, приятель!
Симонид бесстрашно отправил ложку с черным супом себе в рот и с видимым усилием проглотил ее содержимое. После чего Симонид откусил кусок от ячменной лепешки и тщательно разжевал его. Вторая ложка с черной похлебкой была проглочена Симонидом с еще большим усилием. После третьей ложки со спартанским варевом Симонид закашлялся, прикрыв рот ладонью.
— Теперь ты убедился в правоте моих слов, — не без ехидства заметил Мегистий после того, как Симонид немного отдышался.
— Убедился, — хрипло проговорил Симонид, отодвигая от себя тарелку с черной похлебкой.
Решимость Симонида отведать исконного спартанского блюда произвела благоприятное впечатление на Леонида и его брата. Они поведали Симониду, что вот так сразу еще никому не удавалось съесть хотя бы полтарелки супа из бычьей крови. Самих спартанцев приучают к этой пище постепенно, начиная с тринадцати лет. Женщины в Спарте и вовсе не обязаны вкушать эту черную похлебку.
— Это еда для воинов, — молвил Симониду Клеомброт. — Черная похлебка быстро восстанавливает силы и надолго утоляет голод. Однако в походных условиях мы этот суп не едим, чтобы секрет приготовления этого кушанья случайно или с умыслом не достался чужеземцам.
— Повара, которые приготовляют черную похлебку, не имеют права покидать Лаконику, — добавил Леонид.
После ужина Леонид и его гости перешли из трапезной в центральную комнату мужского мегарона. Здесь они продолжили беседу, одновременно угощаясь вином из серебряных чаш. В помещении были зажжены светильники, так как за окнами сгустились сумерки.
Внезапно до слуха Симонида донесся нежный женский голос, поющий грустную песню под мелодичные переборы струн кифары. Симонид завертел головой по сторонам: песня звучала где-то совсем рядом.
— Это поет Горго, моя жена, — сказал Леонид, заметив беспокойство Симонида.
— Какое дивное пение! — восхитился Симонид, понимавший толк в музыке. — Царь, не покажется ли дерзостью с моей стороны, если я попрошу твоего дозволения пригласить Горго сюда к нам? Пусть она споет для нас.
— Твоя просьба выполнима, Симонид, — промолвил Леонид, повелев слуге пригласить Горго в мужской мегарон.
Едва слуга скрылся за дверью, Клеомброт негромко обронил, обращаясь к Леониду:
— Пожелает ли эта гордячка петь для нас? Я думаю, Горго вообще не выйдет к нам!
— Прибежит! — усмехнулся Леонид. — Примчится, когда узнает, что у меня в гостях знаменитый Симонид. Вот увидишь, брат!
— Да будет тебе известно, друг мой, Горго обожает поэзию. — Клеомброт повернулся к Симониду: — Поэты для нее поистине высшие существа!
— Мне приятно это слышать, — сказал Симонид.
Мужской смех, звучавший в мегароне, был так заразителен, что Горго, появившаяся в дверях, в нерешительности замерла на месте.
Леонид, подойдя к жене, представил ей Симонида, сделав широкий жест в его сторону.
Симонид поднялся со стула.
— Приветствую тебя, Симонид! — сказала Горго, при этом ее щеки слегка зарделись. — Для меня большая радость встретиться с тобой.
Симонид с чувством продекламировал стихотворное приветствие, мигом сложившееся у него в голове. Суть приветствия сводилась к тому, что, услышав пение Горго, Симонид был приятно поражен прекрасной гармонией звуков, а теперь, увидев Горго, он поражен еще больше ее внешней прелестью.
Горго одарила Симонида взглядом, полным признательности.
Царица вышла к гостям в темно-вишневом пеплосе, расшитом по нижнему краю золотыми нитками. Ее голова была украшена пурпурной диадемой. В руках Горго держала небольшую кифару.