– Ты знакома с Марой? – виде́ние апокалипсиса под звуки органа и бас-гитары ещё долго преследовало меня в кошмарах.
– Мы когда-то дружили. До сих пор дружим, если ты признаёшь ту разновидность дружбы, когда можно годами не разговаривать и не видеться, но душу греет мысль, что где-то на свете есть твой человечек. И особенно укрепляет дружбу это неопределённое «где-то» – главное, не здесь. С ней тяжело, – моя собеседница кивком указала в сторону пышного шлейфа в широкую полоску, промелькнувшего на нижнем пролёте парадной лестницы – похоже, мать вампиров собиралась произнести речь. – А ты молодец, расшевелила её – давно Мара такого не устраивала. Ах, как я скучала по всему этому! – с упоением воскликнула она.
Интересно, встреться мы не на светском рауте, а в безлюдном переулке, была бы она так же любезна и словоохотлива? Мне требовалось что-то покрепче кофе, чтобы переварить услышанное, и я потянулась за шампанским, но тут заметила на рукаве дешёвые блёстки – чёрт, здесь-то они откуда?! Я подняла глаза и увидела на колонне огромную золотую гроздь из шаров, на кончике которой приютился неказистый – зато крафтовый, как сказала Мара – снежный ангел.
Тем временем музыка смолкла, и Мара обратилась к собравшимся. Жезл оказался микрофоном, и её сильный, поставленный голос зазвучал из невидимых динамиков. И публика как-то сразу притихла – не из вежливости, а потому что к голосу, который взывал к народу со стен Вавилона, Александрии и Каркасона нельзя не прислушаться.
– Я приветствую вас, всех и каждого, на моём празднике в эту дивную ночь – ночь накануне Рождества! Немногие из вас меня хорошо знают, кто-то – лучше, чем ему хотелось бы, а большинство я вижу первый и в последний раз (по залу прокатился изумлённый шёпот). Но главное, мы все собрались здесь с одной целью, которая заставляет меня снова поверить в человечество – хотя, казалось бы, куда уж там (тишина воцарилась такая, что слышно было, как лопаются пузырьки шампанского). И это благотворительность! Ура! Сегодня сочельник, но вы не забыли сироток, пчёлок, ледники в Гренландии и всех прочих, кого непременно нужно спасать. Ведь кто мы без них? А кто с ними? – она обвела безмолвную толпу взглядом, словно обращалась к кому-то одному. На долю секунды, как мне показалось, остановив взгляд на мне. – Кажется, я немного увлеклась – прошу извинить мою сентиментальность. Наслаждайтесь, друзья!
Повисла пауза, но грянула музыка, десятки рук в едином порыве потянулись за шампанским, и зал ожил. Но у меня на душе скребли кошки – то ли от обиды, то ли от чувства вины. Той ночью назло самой себе и всему миру я не пошла искать Мару, зато встретила-таки знаменитость, и не кого-нибудь, а моего любимого писателя, который умер пять лет назад. Чтобы заткнуть проклятых кошек, пришлось налечь на шампанское: помнится, я изрядно набралась и плакалась великому человеку в жилетку – на кого он оставил меня лично, армию поклонников и наш безумный круглый шарик! Этот поразительно скромный человек ответил, что смерть старого сказочника не стоит слёз очаровательной юной девы, и посоветовал выпить чашечку кофе – «И мир разом станет лучше».
Удивительно, но ни тогда, ни наутро, ни через неделю мне не стало стыдно за этот эпизод, ведь я говорила искренне. Что до Мары, пришлось признать, что какая-то часть меня до сих пор считает её монстром, а точнее хочет видеть мать всех вампиров такой. Иначе придётся признать, что она – не больший монстр, чем я.
Пятьдесят оттенков красного
В новом году меня одолела беспричинная хандра. Всё началось с бессонницы: я бродила по дому, бездумно листала книги, вертела в руках занятные безделушки – что угодно, лишь бы не идти спать. Сон не был мне жизненно необходим, но, как говорит Мара, он отлично перезагружает мозг к новому дню. Вот только встречать новый день мне больше не хотелось, а тем более засыпать: в какой-то момент я осознала, что просыпаться не ради чего.