Галина Глебовна и Олег Сергеевич огорчились, конечно. Но ничего. Гостиниц много. Вся Россия – наша гостиница, а мы – ее постояльцы.
Алексей Сальников
Дым
Когда Шибову купили авиабилеты до фестиваля и обратно, плюс к тому сказали, что оплачено такси до гостиницы, да и гостиница забронирована и оплачена, Шибов, прикинув расходы организаторов к своему литературному статусу (который, являйся он балансом средств на телефоне, был бы отрицательным), решил, что гостиница, конечно, будет аховая. Что это будет какой-нибудь негромкий хостел в закоулке или что-нибудь вроде квартирки на окраине Москвы (почему-то с электроплиткой из одной конфорки и желтоватым холодильником советских времен), что в номере, может, будет сосед, хорошо если не очень общительный, какие-нибудь там будут кружечки из разных сервизов и побитый электрический чайник на полтора литра. “Там, наверно, скажут, что во двор нужно пройти, что это не здесь”, – совершенно уверенно подумал Шибов, куря, разглядывая охранников на большом каменном крыльце, косясь на стену Кремля через дорогу. Разумеется, слегка ужасала мысль, что это всё же нужная ему гостиница, в которую придется заходить в его кофте, которую собака всегда начинала отбирать, видя, что сейчас будет прогулка, а если отбирала, то еще и трепала этак хищно в его куртке, рукав которой буквально вчера собакой был обслюнявлен.
Шибов позвонил куратору и веселым голосом, подразумевающим, что он оценил розыгрыш, осведомился, по этому ли адресу ему заселяться. “Да, да, – сказали на том конце провода, – прямо вот, Александр, с улицы и проникайте туда внутрь”. Шибов неуверенно поблагодарил и попрощался. Ситуация отдаленно напоминала ту историю, в которую он влип несколько лет назад, когда согласился на выступление, не узнав заранее, где оно будет, подготовил довольно провокативную подборку с диким креном в педерастию и лишь за кулисами большого зала узнал, что это Дом ветеранов.
Охранник изображал, что всматривается в поток машин, но, кажется, произвел заметное усилие над собой, чтобы не пресечь ход Шибова внутрь холла. Еще один охранник внутри сделал небольшой шажок, чтобы встать между Шибовым и стойкой регистрации, однако был аккуратно обойден слева. Девушка за стойкой сделала очень внимательное и сочувственное лицо, возможно, готовясь отказаться от косметики “Эйвон” или пресечь разговор о Господе нашем Иисусе Христе либо о каком-нибудь Свами.
Надо отдать должное: она и бровью не повела, когда узнала о забронированном номере. Пока Шибов заполнял бумажки, она попросила какой-нибудь денежный залог “на тот случай, если вы захотите воспользоваться баром”. Шибов безропотно отдал ей пятитысячную купюру. Шибов и администратор коротко глянули друг на друга, будто прицениваясь. Она не сомневалась, что бар он опустошит, Шибов, в свою очередь, прикидывал мысленно, где он может поужинать в центре Москвы на те деньги, что у него остались, потому что вслед за баром отрекомендованный гостиничный ресторан с прекрасной кухней от какого-то замечательного шеф-повара вряд ли можно было потянуть на его-то оставшиеся в кошельке шестьсот рублей. “А курить здесь можно где-нибудь?” – поинтересовался Шибов. “Курить здесь нельзя, – голос администратора был строг, – но на крыше есть прекрасная открытая веранда”.
Некоторая всё же флегма охранников по отношению к Шибову легко разъяснилась уже у лифта, когда оказалось, что подняться на другой этаж можно, только поднеся магнитную ключ-карту к табло с кнопками. В номере уже был включен телевизор, демонстрирующий по кругу одну и ту же рекламу гостиничной сети. Когда Шибов выключил телевизор, то услышал, что где-то играет музыка и веселятся люди, – слышать это было неудивительно, потому что все номера на всех этажах выходили в один большой воздушный колодец по типу питерского или одесского дворика. Где-то негромко гудел пылесос, тональностью и настроением почему-то напоминавший Марка Бернеса, но не там, где он поет “Я люблю тебя, жизнь”, а такой, где попроникновеннее, из “Темной ночи” или “Журавлей”, над головой Шибова что-то брякало.
В какой бы угол номера Шибов ни сунулся – везде он видел свое отражение, в итоге, отвернувшись от самого себя, подцепился к местному вайфаю и погуглил, сколько стоит ночь в отеле, где ему посчастливилось оказаться. Не сказать, что ему стало сильно плохо от увиденной суммы, и не сказать, что он ощутил классовую ненависть к самому себе, увидев число, равное двум средним зарплатам на Урале, но что-то вроде классового ужаса Шибов всё-таки почувствовал. “Так, а поесть всё же где-то нужно”, – подумал он.